Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

Взгляд парня скользнул по странному одеянию Энрики, потом — по скрипке и смычку.

— На конкурс, никак, приехали, любезная фрау? От своих отбились?

— Совершенно верно, на конкурс, — закивала Энрика.

— Ну так возьмите извозчика, идти долго придется.

— Куда взять? — удивилась Энрика.

Вместо ответа молодой человек поднял руку и свистнул, щелкая пальцами. К нему тут же, цокая копытами, подбежала лошадь, таща за собой кибитку. Подобные уже не раз проезжали мимо Энрики, но она почему-то думала, что все это принадлежит кому-то, ей даже в голову не приходило попросить подвезти. Кучер наклонился к парню.

— До филармонии — сколько? — спросил тот.

— Крону, — тут же выпалил кучер.

— Свободен. Следующий!

— Погодь, погодь, — заволновался кучер. — Ну… Ну, полкроны!

— Идет, — невозмутимо согласился парень и посмотрел на Энрику. — Есть у вас полкроны?

Энрика выгребла из кармана жакета несколько монеток, которые ей успели набросать местные, и с вопросительным взглядом протянула парню. Тот вздохнул и кинул кучеру монету из своего кармана.

— Огромное вам спасибо, герр, — от души поблагодарила Энрика и, поставив уже ногу на подножку кибитки, повернулась к парню, смерила его оценивающим взглядом:

— А вы бы не хотели, случайно, на мне жениться?

Парень вздрогнул.

— Чего? Жениться? Вот так сразу?

— Ну… Да! Скажите честно, я вам нравлюсь?

Кучер деликатно отвернулся, негромко насвистывая заунывный мотивчик, а парень в цилиндре, кажется, впал в полнейшее недоумение.

— Нравитесь, конечно, но…

— Так зачем же «но»?

— Видите ли, своим вопросом вы показываете мне свою нужду. Вам зачем-то необходимо выйти замуж. Я знаю не так много ситуаций, в которых оправдана подобная спешка, и мне не хотелось бы оказаться ни в одной из них. Кроме того, мы не представлены, познакомились на улице, что не может служить хорошим началом супружеской жизни. Вы ходите в таком виде, который я не могу найти приличным, и, наконец, попросту легко одеты. Для женщины подобное пренебрежение теплой одеждой недопустимо, переохлаждение может сказаться на вас самым скверным образом. Зачем мне больная жена, которой я, к тому же, совсем не знаю, которая не выбрала меня из целого мира, а просто ткнула наугад пальцем? Прошу меня простить, я не собирался оскорблять вас, любезная фрау, но, боюсь, ваше предложение я вынужден отклонить.

— Ясно, — поникла Энрика. — Что ж… Спасибо и на этом.

Прежде чем она закрыла дверцу, устроившись в кибитке, парень сказал еще кое-что:

— И еще кое-что! Если вы все-таки настроены искать мужа, запомните, что в Ластере не считается приличным заговаривать на эту тему женщине. Предложение делает мужчина. Всего вам наилучшего, удачи на конкурсе!

С этими словами парень сам закрыл дверцу кибитки и стукнул по ней ладонью. Кучер воспринял это как сигнал к отправлению. «Н-н-но!» — услышала Энрика его крик, сопровождаемый щелканьем кнута. Кибитка тронулась, напомнив далекое детство, когда в подобной повозке, только открытой и запряженной тремя лошадьми, семейство Маззарини въехало в Вирту.

— Видно, придется выходить за дурачка, — пробормотала Энрика, глядя в крошечное окошко кибитки. — Что ж, на то воля Дио…

Больше она ничего не говорила, да и не думать старалась. Смотрела на проносящиеся мимо кварталы. Вот пробежала целая толпа кого-то вроде карабинеров — верно, опасного преступника ловить. Вот снежный городок, посреди которого стоит огромная елка, украшенная неразличимыми с большого расстояния разноцветными пятнами. Энрика раскрыла рот. Чего-чего, а такого в Вирту не было и быть не могло. Множество ледяных горок, лабиринты, скульптуры, огромные чаши — из прессованного снега и льда. Все это облеплено детьми, которые, весело гомоня, носятся с санками туда-сюда.

Вот бы тоже плюнуть на все и прокатиться с такой горки! Но увы, это не поможет ни конкурс выиграть, ни замуж выйти, только замерзнуть. И Энрика со вздохом отвернулась.

Кибитка скрипела еще долго, Энрика даже успела задремать. Все-таки бессонная ночь и столько переживаний основательно ее измотали. Когда же кучер стукнул по крыше и крикнул: «Приехали!» — Энрика проснулась с мыслью, что если за полкроны можно столько времени кататься в кибитке, то сто тысяч крон — это, наверное, действительно деньги немалые.

Сердечно поблагодарив кучера, который, ни слова не сказав в ответ, тут же рванул обратно, Энрика замерла перед зданием филармонии.

Здание самую чуточку напоминало церковь Дио, но чем — этого Энрика сказать не могла. Чувствовалось в нем какое-то непонятное величие, отрешенность от мирских забот. Шпили пронзают серые небеса, грозно и оценивающе смотрят узкие и высокие окна. Камень черный, стены дышат древностью. Филармония отнюдь не казалась дружелюбной, но, глядя на нее, Энрика вдруг почувствовала, что начинает любить Ластер. Грубый, дикий, большой и равнодушный — да, но в нем таится такая вот, настоящая сила. И Энрика собиралась к ней приобщиться.

Филармонию окружил забор. Стальные прутья с острыми навершиями, каменные столбики. Ворота приоткрыты ровно на столько, чтобы можно было беспрепятственно пройти пешком, а вот кибитки и кареты оставались снаружи. Энрика увидела их несколько. Не распряженные лошади, фыркая, топтались на месте.

— Черт знает что! — Энрика вздрогнула, когда из ворот вылетел пузатый коротышка с усами до плеч и бросился к карете, таща за собой упирающуюся блондинку с кофром в руке. — Такое заведение — и не может предоставить конюшни! «Обратитесь на постоялый двор!» Сейчас же!

— Ну папа, — ныла блондинка. — Я хочу участвовать!

— Я не позволю никому проявлять ко мне такое неуважение! Садись немедля, мы уезжаем.

Невозмутимый возница тронул поводья, и элегантная карета, увлекаемая тройкой лошадей, покатилась по мостовой, унося возмущенного усача и его расстроенную дочь.

— Бедная девочка, — вздохнула Энрика.

— Не то что ты, — отозвался шарик. — Победительница по жизни!

Энрика устало хлопнула по карману и пошла к филармонии. Миновала ворота. Увидела множество флигельков, окруживших здание. Из труб на их крышах поднимались уютные струйки дыма. Как же там, внутри, должно быть хорошо и уютно… Наверное, здесь живут музыканты. Общаются только с музыкантами. Целыми днями играют, собирают полные залы, и не беспокоятся ни о чем другом. Разве это не сказка?

Поднявшись по каменным ступеням, Энрика с трудом сдвинула массивную высокую дверь. Пришлось упираться плечом и скрежетать зубами. Изнутри веяло теплом, и одного этого было достаточно, чтобы не сдаваться до самой победы.

— Ох! — выдохнула Энрика, ввалившись в здание.

Она оказалась в огромном зале, ярко освещенном множеством свечей. Здесь, похоже, вообще не экономили ни на чем, Энрика задохнулась от восхищения, взгляд ее метался по золоченым поверхностям, не останавливаясь ни на чем конкретно. Несколько раз моргнув, она, наконец, сумела осмотреться критически и пришла к ошеломляющему выводу, что это — еще не рай, а его преддверие. Что-то вроде гардероба. Справа тянулась стойка, за которой находились ряды вешалок и зевающий гардеробщик. Слева — огромные зеркала в золоченых рамах. То тут, то там стоят кресла и диванчики, обтянутые красной кожей, столики на тонких ножках, на них — графины. Кажется, с вином, или, может быть, с соком… А посреди зала — пахнущая хвоей елка, увитая гирляндами. И никто ее не запрещает, не заставляет порубить на дрова.