Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

— Ваше величество! — сказала она. — Прошу прощения, что позвала вас, но больше мне не к кому обратиться.

Принц, в безукоризненном черном костюме и с галстуком-бабочкой закивал, всем видом изображая внимание, подвинул себе стул и сел, сложив руки в белых перчатках на спинке.

— Милая моя Энрика, я — самый близкий вам человек в этом замке, вы и должны были обратиться ко мне, но я надеялся, что удовлетворю все ваши тайные и явные желания после церемонии, на которую мы, кстати, уже опаздываем.

— Я не хочу выходить за вас замуж, — высказалась Энрика. — Можно не выходить?

— Ну разумеется, — пожал плечами принц. — Хорошо, что сказали сейчас, а не стали устраивать представление на церемонии.

Энрика широко раскрыла глаза. Принц смотрел на нее с легким отстраненным любопытством человека, у которого незнакомка спросила, можно ли ей идти по дороге прямо, а не задом наперед.

— И… И все?

— А что же еще? Брак — дело добровольное. Если не хотите — значит, не судьба. Мой палач порубит вас на куски и скормит свиньям. Кстати! — Принц хлопнул себя по лбу рукой в перчатке. — Мы же с вами не все вопросы утрясли, отсюда, видимо, и беспокойство. Так вот, Энрика, ваши родители — Герландо и Агата Маззарини — получат золото, если вы доиграете свою роль до конца. Достаточно золота, чтобы безбедно жить в Вирту до конца жизни, или переехать в другой город, где с музыкой дела попроще, и открыть дело там. Они будут знать, что эти деньги заработали для них вы, благородная Энрика. И будут вам благодарны. А вы, умирая в пасти дракона, будете с блаженной улыбкой на устах вспоминать мою программу-минимум, в которую я вложил всю душу. Это один вариант. Другой вариант — палач, куски, свиньи. Никаких денег, никакого дракона и, что самое грустное, Энрика, никакой программы-минимум! А я ведь уже настроился. Вы думаете, вам будет больно? Нет, больно будет мне. Это все равно что художнику запретить рисовать какой-то один сюжет. Или… О, или музыканту запретить играть определенную ноту! Представьте?

Принц говорил так прочувствованно, что Энрике действительно стало его жалко. Но она быстро отделалась от этого глупого чувства. Тяжело вздохнула.

— Не думайте, что я не понимаю, — приложил руку к сердцу Торстен Класен. — Я знаю, как это тяжело. И, поверьте, обычно все бывает совершенно по-другому. У девушки есть время смириться с участью, полностью осознать происходящее. В крайнем случае речь идет о монахине, которая после небольшой обработки полностью отдает себе отчет в том, что приносит жертву во имя людей. С вами — череда досадных недоразумений. Ну что поделаешь…

— А монашкам вы тоже программу-минимум устраиваете? — не выдержала Энрика.

— Не всем, — поморщился принц. — Некоторые хотят, другие предпочитают не расслабляться. Я никогда не настаиваю. Я весьма галантен и ни за что не причинил бы даме неприятного. Так какое ваше решение, госпожа Энрика? Время!

Энрика закрыла глаза. Что ж… Вот и допрыгалась. Интересно, Рокко не перенесся еще сюда? Лучше бы нет. Хотя, с него станется, дурачок бесстрашный.

— Я могу просить вас об одолжении? — сказала Энрика.

— Просите, обещать не буду. Посмотрим.

— Нильс Альтерман…

— Нет, — махнул рукой принц. — Не продолжайте. Альтерман умрет. Единственное, чем я могу вам угодить, это изменить способ казни. На малом совете мы решили, что будет справедливо, если он погибнет в бою с драконом, но вам, должно быть, будет неприятно это зрелище, поэтому я могу распорядиться, чтобы ему просто послали пулю в затылок.

— Не надо! — с негодованием отвернулась Энрика. — Если уж погибать — то в бою, как человек, а не как скотина.

— Да вы отважная, — улыбнулся принц, вставая. — Мне нравится ваш настрой. Я всерьез вами очарован, фрау. А теперь, согласно традиции, оставляю вас на пять минут. Буду в зале. Не забудьте правильное слово, любезная фрау!

Дверь за принцем закрылась, и Энрика, накрашенная и наряженная, в длинных белых перчатках, опустилась на искусанный Сесилией стул. Пальцем левой руки покатала по столу притихший шарик.

— Эй, — позвала Энрика. — Скажи хоть что-нибудь, погань мелкая.

— Ничего я тебе не скажу, — проворчал шарик. — Знаю я тебя. Опять меня бросишь, да?

— В этом платье нет карманов. Куда я тебя дену?

— В бюстгальтер. Не думаю, что я там что-то сильно потесню.

— Вот откуда в тебе столько злобы? — Энрика уже не хотела ни с кем ссориться и ничего добиваться. Навалилась апатия. Уснуть бы, проспать все эти церемонии, драконов этих. — Смерть — это ведь вечный сон, правда? — спросила она у шарика. — Буду так об этом думать. Усну — и все. Целую вечность отдыхать.

Шарик молчал.

— Ну что ты? — Энрика всхлипнула. — Даже не пошутишь о программе-минимум?

— Можно подумать, ты на нее согласишься.

— А почему бы и нет? Все равно потом — смерть. Так хоть…

— Да пошла ты, — перебил ее шарик. — Разбей меня.

Энрика опешила, даже назревающие слезы просохли в один миг.

— Чего ты? — прошептала она. — Обиделся, что ли?

— Обижаются на равных. А ты — хуже таракана. Раскатала губу, программу-минимум ей!

Энрика нахмурилась, пристукнула по столу так, что шарик подпрыгнул.

— Что-то я не понимаю. Ты сейчас меня в чем обвиняешь? Что я тебе не так сделала?

— Прав был Норберт, — продолжал бухтеть шарик. — Не музыкант ты, а эгоистка. А я… Я до последнего был уверен, что ты попросишь напоследок поиграть на скрипке! А ты… Вякнула про Альтермана и согласилась на программу-минимум. Разбей меня, Энрика Маззарини, как уже разбила мне сердце. Больше у тебя друзей нет. Да и тебя самой тоже нет.

Энрика сидела и смотрела в черноту стекла, из которого был исполнен шарик. Ей казалось, что она падает в непроглядной темноте, все ниже и ниже, и дна у этой пропасти нет.

— Нет, — прошептала она. — Нет, я не такая!

Но шарик не отвечал. Энрика схватила его, сжала в руках, но даже сквозь перчатки почувствовала страшный холод, как будто внутри шарика наступила зима.

— Очнись, — крикнула Энрика. — Пожалуйста! Я… Я не такая, правда! Не оставляй меня одну, негодяй ты этакий!

В дверь постучали, и Энрика от неожиданности едва не выронила шарик. Поймала в последний момент, у самого пола.

— Пора, — шепнула она. — Пора… Помоги мне, Дио! Хоть ты меня не оставь в эти последние часы.

Энрика надела странный головной убор, опустила на лицо фату. Шарик, не придумав ничего лучше, сжала в руке. Потом попросит подержать кого-нибудь. Но кого? Сесилии нет… Гуггенбергер? Точно нет! Церемониймейстер? Он, вроде бы, не злой…

С такими мыслями Энрика вышла из покоев, чтобы тут же попасть в лапы церемониймейстера.

— Великолепно, — сказал тот, увлекая Энрику за собой. — Выглядите — просто превосходно. Хотя здесь, конечно, не ваша заслуга, а ваших родителей и наших специалисток, но, тем не менее, вы прекрасны, фрау Маззарини!