Евгения Минаева - Король Севера. Измена

Вардис сжал кулаки. Полно, разве Моэраль может быть внутри? У него первая брачная ночь, скорее всего, дрыхнет в объятиях женушки с ласковыми коровьими глазами…

Вардис толкнул дверь, и она немедленно распахнулась.

Молодой король спал. Его длинные руки и ноги свисали с кресла. Запах перегара заставил Вардиса поморщиться.

–Моэраль! Эй, Моэраль!

Холдстейн уставился на Вардиса мутным взглядом.

–Морри, что, забодай тебя корова, ты здесь делаешь?

–Сплю, – мрачно ответил Моэраль. Взгляд его приобретал осмысленное выражение.

–Почему здесь, когда должен быть с женой?! Я тебя вчера отправил к ней! Ты что, не спал с Илиен?!

–Какое твое дело?! – разозлился Моэраль. – Проваливай!

С этими словами он схватился рукой за угол стола и начал подниматься. Вардис с жалостью смотрел на короля. Молодой Кантор знал Холдстейна много лет – уж точно больше пятнадцати – и не помнил, чтобы Моэраль когда-нибудь столько пил. Он никогда не придавался излишествам. Ни в чем.

–Ты зачем пришел? – Моэраль встал и застыл посреди кабинета.

–Мой отец умирает, Морри.

Темное облако набежало на лицо Моэраля. Он шагнул к другу и крепко обнял. Вардис продолжил, чувствуя, как свербит в горле:

–Только что прискакал гонец, сказал: Элисьер требует меня к себе. Морри, вчера я обещал съездить за Рейной, но мой отец…

–Поезжай. Если Элисьер умирает, я хочу, чтобы ты был при нем. За Рейной пошлю кого-нибудь другого.

–Я вчера послал, мы же договорились.

–Вот и ладно. Серьезно, Вардис, ты дал мне обещание, я тебе его возвращаю. Я подожду твоих людей, если что, пошлю еще кого-нибудь, – Моэраль грустно усмехнулся. – Я справлюсь сам.

–Благодарю, – Вардис с чувством пожал руку друга.

–Езжай. Время дорого.

Вардис птицей вылетел во двор. На редкость трезвый конюх поспешно оседлал коня и подготовил запасного. Несколько минут занял сбор всего необходимого, и спустя час стены Холдстейна остались за спиной Вардиса.

Он остановился глубоко за полночь. Кони очень устали – Вардис лишь изредка позволял бедным животинам переходить на шаг. Сам всадник устал не меньше, поэтому постоялый дворик на перекрестье дорог одним своим видом вызвал радостное облегчение. Трое молодых рыцарей, которых Вардис для безопасности взял с собой из Холдстейна, искоса поглядывали на лорда, но Вардис решил дать отдых себе и людям.

После упорного стука дверь распахнул сонный хозяин. Поклонился.

–Еду и кровать, – потребовал Вардис, входя в чистенько убранный зал. – И коней пусть кто-нибудь покормит.

Хозяин поставил перед гостями блюдо с холодным мясом и овощами, кувшин пива и удалился в подсобку. Оттуда выскочил полусонный мальчишка, поправляя на ходу рубаху.

–Вороной и гнедой, к крыльцу привязаны – эти мои, – сказал Вардис, хотя можно было и промолчать. Постоялый двор выглядел местом, где одинаково хорошо обращаются со всеми скакунами, кому бы ни принадлежали.

Покончив с ужином, лорд поднялся наверх, в спальню. С удовольствием растянулся на простынях, задул свечу… но сон не шел. Он думал об отце. Элисьер ни за что бы не послал за сыном, если б не был уверен в скорой смерти. Не такой он был человек.

Кроме того, Вардис волновался за Кантор. Если отец умрет, Вардис станет лордом-наместником, и кого он оставит в Зубце, уехав на войну? Младшего братишку Эрея?

Вардис повернулся на бок, заскрипев зубами. Зная отношение Иши и Эрея к нему, навряд ли стоит ждать от них поддержки. Впрочем, если Иша успокоится после смерти мужа… Как бы не так! Она ненавидит его, а он… Он ненавидит ее. Это так, это честно.

Вардис старался не лгать себе. Это было непреложным правилом, пожалуй, одним из тех, которые он соблюдал не по строгой необходимость, а по велению сердца.

Не лгать себе.

Слова «никогда» в этой фразе не было. Так не бывает, чтобы никогда чего-то не делать. Все может случиться в первый раз. А может и во второй, и в третий. В конце-концов, наедине с собой можно и не сдержаться, ведь иногда так не хочется признавать очевидные вещи…

Однако то, что его жизнь по сути – история про то, как обиженный мальчик вырос в жестокого мужчину, он признавал.

Все это было постепенно.

Вначале он очень любил мать. Любил тепло ее рук и нежность ладоней, любил ее смех… А она – его, и это было естественно. Единственный, желанный ребенок, он был просто обречен стать любимцем. Потом он стал замечать перемены в ее отношении, не сразу, нет, постепенно. Очень, очень медленно.

Сначала она перестала целовать его перед сном. Потом постепенно уменьшилось количество ласк, получаемых им днем. Ее руки уже не гладили его как прежде по голове, не прижимали к мягкому родному телу. В конце-концов мать вообще перестала обращать на него какое-либо внимание, полностью поручив заботу о сыне нянькам и отцу.

Этих воспоминаний память не хранила. Он сам сделал такие выводы – ведь спонтанно изменить свое отношение к ребенку Иша не могла. А то, что оно было – это хорошее отношение, он достоверно знал: иначе воспоминания детства не имели бы вкуса такой горечи – горечи утраты. Было больно, значит, было что терять. Так, смотря на круги на воде, можно сказать, что поверхности плавником коснулась рыба – рыбы нет, а круги есть.

Так было и с первым воспоминанием Вардиса – болезненным воспоминанием, которое он хотел изгнать из памяти навсегда, хотел, но не мог. А может, и хорошо, что не мог. Иначе ненависть к Ише была бы не такой сильной.

Тогда он безумно соскучился и пробрался в ее спальню. Она спала, раскинувшись на кровати, волосы разметались во сне, большой живот тяжело вздымался. Маленький Вардис подполз к матери и прижался щекой к руке.

–Мама…

Иша открыла глаза, и Вардис испугался. Он еще не знал, что такое отвращение, но инстинктивно понял, что именно Иша испытала, проснувшись и увидев его. Как напуганный щенок, он сжался в комок, чувствуя, что сделал что-то недозволенное, неправильное, находящеся за гранью того, что дети для себя определяют как «можно».

Вардис был благодарен Ише – совсем немного – что не стала еще больше пугать его. Возможно, просто пожалела. Тогда еще ей можно было его жалеть. Придерживая рукой тяжелый живот, она поднялась, молча взяла Вардиса за руку и вывела из спальни. Дверь захлопнулась.

Прошло двадцать лет, но он не забыл. Он ничего никогда не забывал…

В ее отношении к нему были виноваты они, Эрей и Далая. Особенно- Эрей. Ее сын, ее любимчик. Это он, он, а не Вардис, по мнению Иши, должен унаследовать кресло лорда Зубца. Элисьер не был согласен с женой, как бы ни любил он младшего сына, он не собирался ущемлять права старшего. В конце-концов, ведь Вардис был ЕГО сыном.

А вот Далаю Вардис любил. Лишь на год младше Эрея, она родилась, когда Вардису было шесть, и он радовался ее рождению. Но со временем Иша и в ней воспитала ненависть к старшему брату. Видят боги, ЕЕ ненависти он не заслуживал…