Евгения Минаева - Король Севера. Измена

А где-то в глубине души он не верил, что и впрямь находится на своей свадьбе.

И свадьба, и невеста пугали его. С того момента как Рейна, войдя в храм, устремила на него взгляд серых глаз, он не мог найти покоя. Подтверждая согласие взять эту женщину в жены, он спрашивал себя: «Зачем ты это делаешь?», а ответом было – «Так решил отец».

Возможно, лучше всего было заговорить с ней, когда они вдвоем ехали в карете на пир, но Фадрик боялся, что она откажется отвечать, если он спросит. Что на обращенном к нему лице он прочтет ненависть.

Он даже представить не мог, как будет жить с этой женщиной в одном доме.

Король велел новобрачным провести первую брачную ночь во дворце, где был приготовлен и свадебный пир. Фадрик беспрекословно уселся за стол подле отца. Рейна села по левую руку, сверкнув сапфировым ожерельем. Фадрик невольно залюбовался ее нежной чистой кожей, но тут же одернул себя: такая женщина никогда не будет принадлежать ему…

Когда гости расселись, поднялся Линель.

–За новобрачных! – провозгласил король, и зал поддержал одобрительными возгласами.

Фадрик видел, как недрогнувшей рукой Рейна подняла и пригубила бокал.

Несколько минут, потребных, чтобы заморить червячка, гости молча ели. Фадрик подумал, что эта тишина вполне устроила бы его, но в середину зала вышел Линнфред, специально приехавший из Молдлейта на свадьбу брата.

–Милорды и миледи! Для вашего удовольствия и в виде свадебного подарка прелестной новобрачной, – взгляд в сторону невесты, – я пригласил музыкантов. Ребята, проходите!

Трое мужчин вошли, отвешивая поклоны. Фадрик узнал Блафа – толстяка, не сколько певшего, сколько звучным голосом проговаривающего старинные баллады под едва слышное звучание струн, Оринга Благозвучного – слащавого и любимого дамами менестреля… и Ринги Весельчака, любителя похабщины.

Последнего Линнфред приветствовал особенно усердно.

Фадрику захотелось плакать.

Впрочем, музыканты, выпив по чарке вина, пока вели себя прилично.

Блаф, неспешно умастив зад на стуле, оправив бороду, ударил по струнам и не запел – заговорил:

-Я по природе не боец.

Как ни прискорбно, но, увы,

Не создан розовый венец

Для моей буйной головы.

Мне умирать не привыкать

За мир, людей, которым рад,

Но все ж не в силах разорвать

Соперника из-за наград…

Фадрик раньше не слышал этой песни, наверное, для свадебного пира менестрель сочинил нечто особенное. Суровые рыцари одобрительно кивали, пока Бальф говорил:

–Милей мне блеск холодной стали

Древнейших кованых мечей.

И даже дамы содрогнулись, когда, повысив голос, менестрель уже не говорил –выкрикивал:

-И нету мыслей о награде,

И помыслов о славе нет,

Когда в холодный алый, талый

Снег падает немой сосед.

Линнфред скорбно качнул головой, слушая о том, как больно хоронить друзей под сенью еловых лап…

-Ну, кто еще тут хочет славы?

Кому тут денег и почет?!

За честь сойти на пир кровавый

Кто, кто, скажите мне, сочтет?

И тише, все тише и тише звучали слова о том, что вовсе не обязательно выступать на ристалище, чтобы стать настоящим воином…

Едва Блаф окончил, зал взорвался хлопками. Этим людям, проводившим войска, он напомнил о том, что такое сражение, рассказал о благородстве и доблести. Фадрик видел, как королева налила вина в золотой кубок и отправила менестрелю. Тот выпил, поклонился ее величеству и бережно убрал подарок в сумку.

Петь на пиру у короля было делом прибыльным.

Но суровое настроение гостей спешил развеять Оринг Благозвучный. Оправив шитый рукав рубахи, тряхнув длинными как у женщины кудрями, он затянул балладу об ушедшей любви:

-Я не знаю, что думать мне

Я тебе так верить хочу.

Мои волосы тонут в вине.

Так за глупость свою плачу.

«Утопить такие волосы – и бочки не хватит», – подумал Фадрик, но женщинам пение Оринга нравилось. Благородные дамы, чьи сердца, быть может, в жизни не испытывали глубоких чувств (за исключением зависти да ненависти), вздыхали и промакивали глаза платочками, а кто-то и рукавами платьев, и не всегда своих.

Свадьба шла, как надо.

Оринг допел балладу и начал вторую, из известного репертуара, что-то о принцессе и драконе. И тут Фадрик украдкой взглянул на жену.

Рейна ничем не выдавала чувств. Спокойная, без тени улыбки, она медленно ела и пила вино, словно просто обедала. Не было заметно, тронули ли ее песни менестрелей, думает ли она о чем-то, хочет ли чего. В сторону мужа она обернулась лишь раз, и лишь для того, чтобы обратиться к его отцу.

–Спасибо, милорд, – сказала она, но Фадрик не понял, о чем шла речь.

«Уж точно не обо мне», – решил он, и горько усмехнулся.

Гости танцевали. Линнфред задумчиво взглянул на жену брата, но передумал и обратил внимание на Эмилию Уэсс. Эмилия, оправив платье, вышитое извечными воронами, с достоинством поднялась из-за стола.

Бочонки с вином пустели. Фадрик глядел на гостей и с отвращением думал, что не сильно они отличаются от крестьян, эти благородные. Чуть-чуть потри, и из лордов полезут неотесаные мужики, а из леди – шлюхи. Особенно это видно сейчас, когда все они под хмельком.

Звонко рассмеялась королева, призывно махнув рукой, и Фадрик увидел, как к ее величеству направился Ринги Весельчак. Все верно, гости напились, и настала пора веселиться по-настоящему, на что был мастак этот худющий парень со щербатой ухмылкой.

–Милорды и миледи! – голос Селиссы серебряным колокольчиком зазвенел под сводами зала. – Мой тост- за новобрачных!

Рейна молча подняла бокал и, к удивлению Фадрика, широко улыбнулась королеве. Но Селисса не закончила.

–Мне бы хотелось в качестве поздравления, чтобы наш любимый менестрель исполнил в честь жениха и невесты прекрасную песню. Ринги, ты знаешь балладу о принцессе-лягушке?

«Он-то знает», – мрачно подумал Фадрик. – «А вот откуда такую погань знает королева?».

Чувства Фадрика, похоже, разделял лишь лорд Зольтуст, о чем свидетельствовал брошенный в сторону ее величества мрачный взгляд. Гости покатились со смеху, а Фадрик помертвел. Он все понял.

Детская сказка, превращенная в похабные стихи, «баллада» повествовала о любви прекрасного, но глупого принца к бородавчатой жабе. Принц был уверен, что после поцелуев та превратится в принцессу, а когда из этого ничего не вышло, попробовал еще массу разных способов…

Это не только играть, но и слушать было противно!

Но Селисса стояла на своем:

–За любовь! – крикнула она, опустошая бокал, и менестрель ударил по струнам.

Гости смеялись, многие подпевали, а Фадрик чувствовал себя оплеванным. Кого, как ни его, сравнивал сейчас Весельчак с бородавчатой жабой, которую сколько ни целуй, жабой и останется? Более подходящую песню на свадьбе калеки-горбуна и представить сложно…