Мари Явь - Децема 1,5

Вечером, когда обожженный солнцем горизонт уже успел остыть, я пригласила Индру в свой кабинет. Опасаясь, конечно, наткнуться там на привыкшего работать до ночи Диса. Но, слава богам, в этот раз его на прежнем месте не оказалось.

Вслед за облегчением я, тем не менее, ощутила нелогичное беспокойство, даже вину. Так, словно у нас с Десницей отношения никогда и не были ограничены уговором. Будто приглашая в наш дом другого мужчину, я предавала Диса… который, чёрт возьми, всегда знал о наличии в моей жизни Индры! Он не имел права осуждать меня теперь. Но сердцем я чувствовала — осуждает. Возможно даже, ненавидит.

— Думала показать документацию отцу, — сопровождала я свои действия словами, доставая важнейшие акты, пакты, договоры и счета. — Но он был не в настроении.

— Его разум затуманен, Эла. Нам с тобой остаётся лишь жалеть его и надеяться на скорейшее выздоровление, ответил брат, лениво следя за моими суетливыми передвижениями.

— Нет. Так не пойдёт. Смотреть, как из него вьют верёвки, а моё имя чернят? Я не заслужила ничем его недоверие!

Взгляни! Я хочу, чтобы ты убедился в том, что я чиста. Здесь, — я положила ладонь на кипу бумаг, — вся моя жизнь.

Каждый мой шаг. Ты можешь перерыть здесь всё. Один или с доверенными людьми. Мне нечего скрывать.

— Я знаю, — слабо улыбнулся он, не сводя с меня глаз. — Глубоко в душе это знает и отец. Поверь мне, когда он вновь прозреет и осознает всю степень своего заблуждения на твой счёт, твоё смирение будет вознаграждено. Его щедрость компенсирует все обиды.

Я неискренне рассмеялась.

— Не думаю, что это когда-нибудь случится. Говорю же, ты просто не видел его в тот момент.

— Эла, я не устаю говорить ему изо дня в день, что у него нет никого преданнее нас.

— Лучше бы тебе это делать пореже. Видят боги, упоминания обо мне лишь оскорбляют его царственный слух.

— Я буду повторять это столько, сколько понадобиться для того, чтобы он очнулся, — вкрадчиво продолжил брат, приближаясь. — И вспомнил, почему доверил укрощение Децемы именно тебе. Неважно, как далеко ты находишься, и кто окружает тебя, твоё сердце всегда будет со своей настоящей семьёй. Ты бы никогда не осмелилась предать нас даже в мелочах, ведь так?

Его проницательный взгляд скользнул по моему телу снизу вверх, останавливаясь на лице. Тихий, загадочный тон не давал возможности распознать — высмеивает или говорит с полной серьёзностью?

— Помню, я даже сказал ему с абсолютно уверенностью… отец, я готов спорить, что на её спине до сих пор клеймо нашего клана. Которое она когда-то поклялась хранить свято и носить с честью. С которым её должны были и похоронить. У твоего сына такое же клеймо. И у тебя самого. Как ты можешь сомневаться в ней, отец? — его рука невесомо коснулась моей щеки, и я вздрогнула, как от разряда тока. — Он мне почему-то не поверил. Но ведь я прав, Эла? — Молчание. — Я хочу убедиться в собственной правоте и твоей верности исключительно таким образом. В пекло документы. Покажи мне свою спину.

Как внезапно и неуловимо тихий семейный вечер перетёк в катастрофу.

Всё внутри меня заледенело. Отведя взгляд, я растерянно молчала, стремительно теряя уверенность и стойкость.

— Что такое? Стесняешься? Не стоит, мы же это уже проходили, помнишь? — фальшивая мягкость его голоса раздражала. — Ты заставляешь меня ждать. И сомневаться.

Стиснув зубы, я пыталась заставить своё тело двигаться, а рот — говорить. Но этот тон и взгляд были слишком знакомы, превращая меня в покорного ученика, беззащитного ребёнка.

— Повернись и покажи мне спину, Эла, — процедил, наклоняясь ко мне, Индра. — Немедленно.

Я никогда не считала себя размазнёй, потому что всегда понимала: моих сил хватит даже на то, чтобы однажды выступить против самого Иберии, если его безумие меня вынудит. Я могла сопротивляться кому угодно, но только не своему наставнику. Неважно, сколько времени пройдёт, его влияние на меня едва ли когда-нибудь ослабнет.

Опустив голову, я встала к нему спиной, нащупывая неловкими пальцами застёжку платья. Конечно, Индра уже знал: он не увидит там то, что так хотел обнаружить. Наглядный символ моего «предательства» расцвечивал тело, складываясь в симметричный орнамент, который я так неохотно, с очевидной боязнью представила взору своего брата.

Спустив платье до поясницы, комкая лиф у груди, я ссутулилась, слушая тишину, не предвещающую ничего хорошего.

Молча впитывая кожей обжигающий взгляд. Даже когда в оцепенении прошло больше минуты, я не осмелилась заговорить или пошевелиться.

А потом я ощутила прикосновение чужих пальцев к позвонкам. Мужская ладонь с мучительной неторопливостью скользнула вверх, мягко обхватывая шею сзади, незамысловатым, примитивным движением распространяя по телу яд чудовищной паники. И я, остолбенев, не могла понять, поверить… неужели… но как же…

— Неважно, — выдохнул Индра в итоге, лаская подушечкой большого пальца кожу, под которой судорожно пульсировала вена. — Неважно, чьё клеймо отметило это тело. В конце концов, от одного мы уже избавились. Нам не привыкать.

От воспоминаний всё внутри свело болью.

— Мне наплевать, кто ставит на тебя знаки и как много их ещё будет, — продолжил он, подходя вплотную, скользнув рукой вниз, на грудь. Заставляя задыхаться. — Ты всегда принадлежала только мне. Одному лишь мне. Целиком и полностью.

Слушая его полусумасшедший шепот, я стискивала слабеющими руками ткань платья. Растерянная, напуганная и не понимающая — почему мне так… противно? А как же моё «лечение»? В прошлый раз, когда ко мне прикасались с очевидными намерениями, всё было не так! С Дисом всё было иначе. Замечательно. Прекрасно. Волшебно. Тогда что со мной происходит теперь?

Индра мой будущий муж, чёрт возьми! Почему этому строптивому телу так трудно это уяснить? Отвращение — совсем не та реакция, которая должна следовать за ласками супруга! Как мне изменить этот безусловный рефлекс на другой?

На тот, который свойственен всем нормальным женщинам.

— Скажи это, — потребовал мужчина, прижимаясь ко мне грудью, бёдрами, вырывая из горла беззвучный всхлип. — Мне нужно твоё добровольное согласие. Признание этого очевидного факта. Хочу услышать, как ты произносишь это. Ну же, Эла. Скажи, что ты моя.

Нетерпеливые движения его ладоней совершенно сбивали с толку, не давали сосредоточиться. Хотя, стоило ли задумываться над смыслом его действий, ведь намерения Индры были довольно прозрачны. Он прибыл сюда из Тавроса не за тем, чтобы просто повидаться со старым знакомым и вспомнить былое. Каждое его слово и жест говорили о том, что отведённый мне срок в три года вот-вот подойдёт к концу. И что терпение мужчины на исходе.