Мари Явь - Атомное комбо

— Пусть развлекается. Он заслужил это как никто другой. Не переживай, на моей памяти он никогда не дрался с мужчинами, которые не давали повода, и не трахал женщин, которые не хотели этого.

— Я не за него переживаю. Неприкасаемым свойственен разгульный образ жизни, это в их природе. Из них никогда не вырастало порядочных людей. Но ты… В былые времена я бы сказал тебе держаться от него подальше. И не потому что «пёс» — неподходящая компания для леди, а потому что он — плохой мужчина.

Ты даже не представляешь насколько.

— Твоя забота очень трогательна, но неуместна. — Я разглядывала аксессуар, который идеально подойдёт регулярно срывающемуся с «поводка» Атомному. — Мне всё равно, чем он занимается и с кем, потому что он неизменно возвращается ко мне.

И если бы Ранди объявился в эту саму секунду, я бы продемонстрировала комиссару его абсолютную покорность. Например, я могла бы сказать, что «Атомный» неподходящая кличка для такого неприкаянного, блудливого животного, и что отныне его будут звать «Бродячий». И раз ему самому по душе роль пса, который бегает в темноте по подворотням в поисках об кого бы почесать клыки и кому бы приткнуть член, пусть просит прощение по-собачьи. Я бы сказала ему:

— Становись на четвереньки и ползи.

И он бы сделал это. Дело тут не в раскаянии или подчинении. Просто Ранди не отказался бы лишний раз доказать мне, себе и кому бы то ни было нерушимость наших уз — безумных, но крепких.

И я бы вручила ему в ответ на его покорность «поводок».

И он бы тут же надел его и сказал, что будет носить его не снимая, а я бы ответила:

— Конечно, будешь. Ведь ключ я выкинула.

Но новый «ошейник» Атомному удастся примерить лишь следующей ночью.

Он объявился перед самым рассветом и до того, как смыть с себя запах сигарет и женского тела, решил заглянуть в комнату, где спал его контроллер. Намерения Ранди были исключительно доброжелательны и чисты, до тех пор, пока он не переступил порог и не заметил в темноте постороннего.

Разбуженная криком, я вскочила из кресла (которое предпочла кровати), лихорадочно ощупывая себя в поисках оружия. И прошло не меньше минуты, прежде чем я сообразила, что это не очередной кошмар, а я уже давно не на войне. Включив свет, я долго не могла разлепить веки. Короче говоря, я потратила в пустую кучу времени, прежде чем увидела картину целиком.

Ранди стоял над Дагером, подошвой ботинка вдавливая его раненную руку в пол. Из носа комиссара фонтанировала кровь.

— Тубо!

Обернувшись, Атомный продемонстрировал мне оскал, который видел разве что Митч перед смертью.

— Этот ублюдок… пока ты спала…

Оказался в одной со мной комнате? Ходил рядом? Задел меня взглядом? Он же хозяин этого грёбаного дома!

Положив руку на его плечо, я мягко отстранила Ранди от теряющего сознание комиссара: мои попытки сдвинуть Атомного с места силой привели бы к ещё худшим последствиям. Защищать того, кого он ненавидит? Если да, то хотя бы не слишком рьяно.

— Какого чёрта ты здесь делал? — обратилась я к Дагеру.

Прижав руку к груди, словно ребёнка, он перекатился на бок. Из-под бинтов сочилась кровь, пропитывая его белоснежную рубашку. Он не мог и не обязан был отвечать, и всё же нашёл в себе силы сделать это.

— Ты звала на помощь… Я хотел проверить… Наклонился… чтобы поднять одеяло.

Обернувшись через плечо, я увидела то самое одеяло, которое слезло с меня во сне.

С определённых пор я каждую ночь спала беспокойно, и нет ничего удивительного в том, что мои вопли привлекли чужое внимание. Но с точки зрения Ранди, забота Дагера выглядела куда менее невинно.

— Не вставай. Держи руку вот так. Я спущусь за обезболивающим, а потом заново наложу тебе швы и вправлю нос.

Выходя из комнаты, я обделила Ранди даже взглядом. Дело не в гневе, а в досаде… Хотя кого я пытаюсь обмануть? Я была в ярости. Мои руки так сильно дрожали, что я боялась браться не только за иголку, но даже за ножницы: как бы вместо старых бинтов, мне не отрезать Дагеру ещё один палец.

Атомный шёл за мной по пятам, я чувствовала его взгляд на своём затылке, шее, спине… Когда я оказалась в гостиной и наклонилась над столиком с лекарствами, его руки обвились вокруг меня, с силой прижимая к твёрдой груди, не давая пошевелиться. Биение чужого сердца проходило через всё моё тело, давая понять, насколько Ранди зол и взволнован.

Казалось бы, он уходил, чтобы остыть. Чтобы тоска по нему отрезвила меня. Чтобы в своих одиноких раздумьях, запертая в доме врага, я пришла к логичному выводу: преданность, проверенная временем, должна цениться выше, чем раскаянье в предательстве. Тем более, если степень раскаянья не совпадает с масштабом предательства.

Но почему-то его возращение, которое Ранди оттягивал вопреки собственному желанию, не обрадовало меня, даже, скорее, напротив. Какой-то замкнутый круг: когда он уходил, я прислуживала Дагеру, теперь он вернулся и наблюдает то же самое.

— А… давай, не сейчас. — Мои попытки выбраться из капкана его объятий лишь сильнее его завели.

История повторяется, чёрт возьми, но на этот раз Ранди не собирался так быстро сдаваться.

— Я люблю тебя, — прошептал он, обнимая крепче. — Боже, как сильно я тебя люблю. Не могу без тебя… постоянно думаю… Я не хотел оставлять тебя с ним, но каждый раз, когда ты предпочитаешь его, я выхожу из себя. Не знаю, что хуже: не видеть тебя или смотреть на то, как ты опекаешь эту мразь, забыв обо мне. Мы через столько прошли с тобой. Только мы вдвоём. Нам никто не был нужен тогда, а теперь — тем более. Я не хочу, чтобы это менялось. Твоя мать, её сын, его лучший друг… тебе нужен только я, Пэм. Выбери меня.

Этот слепой эгоизм объясним. В течение шести лет я безраздельно принадлежала ему, и теперь Ранди не собирался меня ни с кем делить. И в горе, и в радости, так ведь? Если никто не мог разлучить нас на войне, то здесь это тем более никому не под силу. Особенно какому-то полудохлому предателю.

— Выбери меня, — повторил он, прижимаясь губами к моей макушке.

Странно… буквально пару недель назад я убеждала себя в том, что Ранди так со мной не поступит: не заставит выбирать.

— Скажи. Мне просто нужно услышать это от тебя. — Его ладонь скользнула мне под подбородок, приподнимая и поворачивая голову, чтобы, когда он наклонится, я уже не смогла сделать вид, что его не замечаю. — Пожалуйста, признай это и больше не отдавай ублюдку то, что должно принадлежать одному лишь мне.

Например, вот это.

Дабы закрепить у меня в голове свои слова, Ранди сблизил наши лица, вдохнул в себя мой рваный выдох и соединил наши губы. Заставляя признать: с каждым днём его рот становиться всё более опытным, если речь идёт о чувственных удовольствиях, которые он может предложить женщине.