Екатерина Лесина - Охота на охотника

И страшно.

И тянет вниз неудержимо.

И вот уже волк, оземь ударяясь, человеком оборачивается. И не только он, вся стая.

— Идите, — говорят в один голос. — Вам тут не место…

— Но…

Лизавета хватает Хелену за руку и тянет. Нечего спрашивать. Если путь кто-то открыл, не важно как, надобно пользоваться, а то ведь мир здешний дюже ревнив, не всякого человека выпустить готов. А уж такого, который сколько бы нибудь времени провел в нем, так и подавно отдать не захочет.

А идти тяжело.

Ноги проваливаются в камень, словно в мох. И вытаскивать приходится, а сил нет. Сесть бы… вот тут, на землю…

Хелена и села, обхватила колени, голову положила.

— Вставай, — Лизавета дернула ее за руку. — Нельзя здесь.

— Я не хочу возвращаться.

— Почему?

— Там опять он будет.

— И что?

Она все же поднялась. Замок, объятый алым пламенем, гляделся нестрашно, нарядно даже. И Лизавета точно знала, что идти ей туда и сворачивать неможно, главное вон да той тропки добраться, которая нитью пролегла по-над землей.

Всего-то шаг.

Или два.

Сдюжит. В конце концов, у нее сестры…

— Я не хочу к нему… — Хелена сделала этот треклятый шаг.

— К нему не иди, — согласилась Лизавета. — А что, кроме него у тебя никого нет?

— Отец… меня после всего не примет… он строгий. И у меня еще сестры. Им замуж идти. Если кто узнает, что я… что такая… опозоренная… а матушка против отца не пойдет. Она всегда говорила, что мне Университет не нужен. Сговорила даже, за родственника своего, дальнего… только я… я батюшку умоляла отпустить… надеялась, что выучусь и никто мне не указ будет. А вышло… что вышло.

— У меня вот сестры есть, — Лизавета стиснула вялое запястье. — Две. И тетка престарелая. Я к ним вернуться хочу. Понимаешь?

— Да.

А взгляд вновь пустой. Крепко держит ее мир, опутал душу шепотом лживых обещаний, мол, останься и примеришь теплую волчью шкуру. Научишься оборачиваться, через пень кувыркнувшись, а там и небо близехонько с колючими звездами. Вольное, бескрайнее.

Врет.

— Да и… разве не хочешь поговорить со своим этим… как его?

Хелена промолчала.

— Высказать ему в лицо все, что наболело?

— А если убьет?

— Ты и так почти мертвая. Больше не убьет… и вообще, ты его и сама можешь… если захочешь, конечно. Хочешь?

— Н-нет.

Растерянность.

И обида. И… любовь вправду болезнь, коль так на людей действует.

— А может, еще помиритесь, если простишь его…

— Его простила…

Красная нить дорожки сама скользнула под ноги. А тонкая, и гудит, и звенит струной. Попробуй-ка удержаться на ней, не свалиться в пропасть, что вдруг открылась.

— Давно простила, — Хелена всхлипнула тихонько и спросила. — Только понять не могу, почему у нас все так… криво получилось?

— Ты это у меня спрашиваешь? Вот найдешь его… только сразу не говори, что простила. Сперва скалкой там поздоровайся или сковородкою. Оно для вразумления самый что ни на есть отличнейший инструмент.

Не замолкать.

Идти.

И вниз не глядеть, потому как снизу на Лизавету тоже смотрят и отнюдь не волки с человеческими глазами. Люди… сколько их… женщины и девушки… вот одна в знакомом платье, какое во дворце носит прислуга… а вот и дама, явно из тех, о ком в обществе приличном говорить не принято. Она презрительно кривится и явно сказала бы Лизавете что-то, только…

…разве ж ей позволят.

Идти.

Не замечая их. Не глядя на руки, которые протянулись к тропе. Сперва показалось, что эти руки собираются вцепиться в алую ленту, но нет, скрюченные пальцы расправляются, выгибаются ладони, соединяются одна с другой.

И вот уже сама лента ложится на них, на мост, сотворенный из людей.

— Что… происходит? — Хелена и та приходит в себя.

Она смотрит на женщин с ужасом, а те… улыбаются.

— Иди, девочка, — говорит седая старуха с бельмяными глазами. Она не похожа на других, и потому Лизавета поспешно отводит взгляд: есть то, на что смотреть не стоит. — Иди… им обещали достойную цену за помощь. И раз мальчик готов платить… иди.

Спеши.

Беги.

Быстрей, пока руки держат, пока живет тропа, проложенная меж миром живых и мертвых. Пока держат ее руки мертвецов, пока питают силой жизни. И бьется в висках одна-единственная мысль: а что, если не успеют…

…бросить.

Хелена медленная. Она и сейчас не особо спешит, то спотыкается, едва не падая, то вовсе останавливается в раздумьях, не понимая, как его мало, времени. Она вздыхает.

Трогает губы, то ли вспоминая о поцелуях, то ли…

…она здесь давно и сама не против остаться.

Нет.

Лизавета дергает случайную подругу, заставляя идти. Тянет за собой едва ли не волоком. Ругается. И чувствует спиною взгляд слепой старухи.

Именно.

Нельзя верить лицам, а… вернуться… уже рядом дверь. Тянет из нее… живым.

Кровью пролитой.

Жертвой вольной и невольной. И чем больше они медлят, тем…

…что-то страшное произойдет. И Лизавета, оглушенная этим пониманием, хватает Хелену, толкает ее в алое огненное пятно перехода, и почти даже не удивляется, когда то, получив подношение, начинает таять. И стремительно так…

Лизавета успеет.

Она…

Она закрывает глаза и шагает, стараясь не думать, что застрять в мире мертвых — не самый дурной вариант. Гораздо хуже застрять в двух мирах сразу.

Глава 33

Лешек смотрел на двоюродного братца, который стоял прямо, хотя из глаз его текли кровавые слезы.

— Знаешь, — просипел Мишка. — Я не думал, что будет настолько… больно. Дерьмово, да?

— Наверное.

Бой там, наверху, стих. И настало время целителей, отделяющих раненых от раненых. В извечной своей любви к живому они не станут делать различий, но…

…список есть.

И Анна Павловна, коль уж уцелеет, всенепременно пройдется, касаясь некоторых бледною ручкой своей…

…не всех можно казнить, но те, кто устроил резню, должны уйти. И если не Анна Павловна, то… Лешек сам позаботится.

— Все равно… — Мишка закрыл глаза, но кровавые слезы катились по лицу. — Я… надеялся… что хватит… на обмен… сотня душ… сотня… не думай, что мне доставляло удовольствие убивать. Я… мне было жаль… будь иной вариант…

— Был. Ты мог бы просто прийти…

— Не мог… сперва… мне говорили, что меня спрятали, чтобы уберечь… как же… наследник… кому нужен конкурент? И я верил… всем им верил… позволил себя… изуродовать. На Дашку не держи зла… она бестолковая и меня жалела. А на деле подлости в ней нет… дурость — вот есть и изрядно. И еще трусовата, конечно, но это…

— Сам разберусь.

— Разберись, — Мишка поднял руку. Двигался он медленно, то ли опасаясь, что от резкого движения драгоценный венец упадет, то ли просто сил не было. — Но не обижай. Пожалуйста… сошли куда, если уж на то пошло… и братьев моих… Егорка умный, засранец, ему бы учиться, но младшенький… матушка в нем души не чает… и ей скажи, что мне жаль. Я… дурак был… корона, власть… на хрена она нужна? Если б не корона и власть… если бы… глядишь, хорошая бы пара получилась… купчиха и мелкий помещик. Как думаешь?