Вероника Мелан - Пообещай

Эмия грустно улыбалась – теперь Калея походила на шокированную куклу, из которой вытащили батарейку.

– С Кронисом?! Заболела совсем?!

Прошло полминуты, и она переспросила вновь.

– С КРОНИСОМ?

Голова Калеи качалась, как у собачки на приборной доске, – Эмия однажды видела такую в земном автобусе.

«ДА».

– Ты больная? Правда… Даже если бы я знала… А я не знаю… Знаешь, что? Иди ты к черту!

И подруга, удаляясь, зацокала высокими шпильками по белоснежному мраморному полу. Возмущенная прямая спина, возмущенные подпрыгивающие локоны и застывшие плечи. Даже округлый зад под платьем будто говорил Эмии: «На меня не рассчитывай!»

Золотой песок потихоньку сметал в сторону ветер; лились сквозь несуществующее тело жаркие солнечные лучи. С каким удовольствием Эмия сейчас подставила бы им лицо…

Калея ушла.

Что ж. Стоило попробовать.

Часом позже Дарин все еще ехал в автобусе. Спал.

Эмия грустила перед монитором.

«Заучка» по имени Мартина никогда не отвлекалась, обедала ровно за двадцать минут, косметикой не пользовалась, говорила вежливо… «и в жопу не давала» – всякий раз зло хотелось закончить фразу Калее.

«Ты же уже отжила на Земле в драме, отстрадала свое, так зачем страдать здесь?»

Мартина бы на это ответила, что она не «страдает». А придерживается отсутствия лишнего в жизни, и вообще, аскетизм для Бога – похвальное качество. Особенно в Астрее, который поглотил разврат.

Задать вопрос коллеге, которую терпеть не могла, Калея решилась не сразу, но спустя два часа после того, как вернулась с крыши.

– Мартина?

– Да, Калея?

«Вежливая, как гадюка перед укусом».

– Ты случайно не знаешь о том, как связаться… с Кронисом?

– С… кем?

На Калею смотрели так, будто она объелась мерцающих грибов – укоризненно и с осуждением, спустив на кончик носа тошнотворные круглые очки.

И, понятное дело, не ответили.

Когда Мартина, решив, что вопрос – дурацкая шутка, вернулась к работе, Калея впервые в рабочее время свернула программу «Манна» и активировала белое поле с мерцающим слева курсором.

Воровато оглянулась, убедилась, что на нее не смотрят, и передернулась от волнения. После кое-как преодолела внутренний барьер и вопросила – а как же все-таки связаться с Кронисом?

(Secret Garden – Song For A New Beginning)

Идти дорогу одному, которую они однажды проходили вдвоем, было странно. Те же дома, крыши, квохтанье кур, пыль-грязь – Колчановка. Тогда было дождливо – теперь солнечно; просохли рытвины на дорогах. Лаяли собаки, голосили дети, протяжно мычали коровы. Заметно погустела вдоль заборов зелень.

Позади знакомого магазина «Продукты» Дарин уселся на лавку, открыл воду – часть выпил, часть влил в ладонь, а после плеснул на лицо.

Зачем он туда идет? Однажды увидел – все хорошо, – зачем врываться в чужую уже, в общем-то, жизнь? Когда-то мать отказалась – сделала выбор.

«Она бы не отказалась!» – тут же возмутилась в сознании невидимая Эмия.

Хорошо, не отказалась…

Но все давно забылось, полегчало, стерлось и былью поросло. Зачем ворошить?

«Иди, – шепнули бы ему уверенно. – Просто иди».

Он пошел. Наверное, потому что устал отмахиваться от голодных и жадных комаров, а, может, потому что рядом она теперь не сидела.

– Ладно, я схожу… Ради тебя.

И, ежесекундно желая сбежать, побрел вперед. Робко, несмело, будто против урагана.

Возле ворот, щедро ласкаемая солнцем, «оперилась» листьями сирень; лениво вылизывала лапу сидящая у дороги кошка. На Дара она взглянула лениво и чуть настороженно – дернула ухом, сделала вид, что гостя не существует.

Дарин постучал в некрепкую калитку.

Подождал. Постучал чуть громче.

Щелкнула дверь дома – с порога, одетый в белую растянутую майку, спускался отец.

– Вы?

Тадеуш удивился. Внутрь пройти не пригласил, особенной радости не выказал – скорее, испытал при виде Дарина замешательство. Помолчал, прочистил горло.

– Простите, но нам сейчас помощь не нужна. Вы один?

Он поискал Эмию взглядом – не нашел.

– Один. Здравствуйте.

– Добрый день.

Дар впервые рассматривал отца – чуть ниже его ростом, морщинистого уже, седого. С настороженными, как у кошки, и еще недоверчивыми печальными глазами. Оказывается, сын на него почти не похож – по крайней мере, не старший…

«А где мама?» – чуть не спросил Дар и вовремя прикусил себя за язык.

– А… Карина Романовна… дома?

– Нет ее, – Тадеуш сжимал в кулаке трубку, которую, вероятно, хотел раскурить, – уехала к дочке в столицу. С внуком помочь.

– Ясно.

И вновь повисла между двумя неловкая, почти тягостная пауза – Дар не мог решиться сказать главное, Тадеуш не смел прямо спросить: «Ты чего, парень?»

Длинный вздох.

«Он еще может уйти. Он должен уйти – так будет вернее…»

Но Эмия.

– Что… я могу Вам помочь?

Стоя у раскрытой калитки, Тадеуш становился все напряженнее; Дарин вздохнул и позволил рюкзаку соскользнуть с плеча. Поставил его у ног, наклонился, раскрыл передний на молнии карман. Достал паспорт. Понял, что сердце его в этот момент колотится тяжело, как у человека в окопе, навстречу которому танк.

– Вот… – протянул отцу. – Почитайте.

– Что это? – удивился тот. – Зачем?

Но паспорт в руки взял. Прочистил горло, достал из заднего кармана дешевый потертый футляр, выудил очки. Привычно заправил дужки за уши.

И открыл первую страницу.

На эту самую страницу – где имя, дата рождения и фотография, – он смотрел так долго, будто не мог поверить в очевидное. Читал один раз, два, двадцать….

Дар не выдержал, отвернул лицо, уткнулся взглядом в землю. Пояснил глухо:

– Там должно быть написано «Тадеушевич». Но «ЧЕНТ»ов не записывали по отцу…

И поразился, когда спустя вечность вновь решился поднять голову, – отец стоял, сняв очки, зажав внутренние уголки глаз пальцами.

– Ты прости старика, – раздалось негромко. – Прости, сынок…

«Признал».

И тогда Дарин принялся растирать слезы по щекам сам. Обещал ведь, что не будет… Не сдержался.

– Ты входи… Входи… Живой… Надо же.

Его затянули во двор. Взяли за плечи, а после обняли.

И почему-то невыразимо тяжело было ощущать, как вздрагивает под руками отец – застиранная майка, некрепкие уже плечи, седая голова.

– Не плачь, – шептал Дар, – я вернулся. Долго только шел, ты прости. Я знаю, что уже не ждали.

Ему не ответили, только сжали крепче. А после отпустили.

– Пойдем в дом-то. Еды у меня нет – не сварено, но я найду, накормлю… А ты расскажешь…

«Расскажу».

Дар впервые шел по двору. Не просто по двору, а «по своему, по родному».

Астрей.

Эмия не отрывала взгляда от монитора.