Вероника Мелан - Пообещай

Он пришел… Сделал это.

Нет, она не будет слушать, о чем будут говорить, – это личное. Будет много слов и много тем – им есть чем друг с другом поделиться.

Она знала другое – оказывается, счастливой можно быть даже облаком.

Это их день. И ее. Сегодня ей, сидящей на подоконнике собственной квартиры и глядящей на радугу над Астреем, будет много часов подряд очень и очень радостно.

(Алексей Рыбников – Солнечное настроение)

После работы Калея вошла в «зал» – отлично освещенную комнату, длинную, как вагон, – и долго стояла напротив манекенов.

Эти платья – ее главная гордость. Она творила их вечерами и ночами (бывало, по несколько суток не спала, перебивалась светящимися ягодами и лавандовым ромом), по много раз «перекраивала» модели – совершенствовала то, что, казалось, было уже невозможно усовершенствовать. Голубые, облачно-белые, жемчужные, светящиеся – ее новая коллекция. С ней она легко могла бы выиграть титул Королевы Моды – ведь и так уже впереди всех по баллам, уже лидер в гонке, и до приза рукой подать…

Но придется отступить.

До самого прозвучавшего в прихожей звонка Калея с любовью водила рукой по бисеру, нежной оторочке манжет, по изящной вышивке и ангельски-красивым поясам.

«Черт тебя дери, Эмия».

Линея пришла точно в шесть, как договаривались. Прошла, ведомая роботом-домработницей, по коридору, миновала гостиную, спустилась в «зал».

И ахнула. Застыла на пороге, пораженная – приклеилась глазами к платьям.

«Смотри-смотри, – зло думала Калея, – запомнить все равно не удастся. Они прикрыты куполом забытья».

Главная конкурентка Калеи за приз Королевы Моды расхаживала вдоль манекенов, как дракон, допущенный в золотую пещеру, – капала невидимыми слюнями на светящийся шелк, на перламутровый жемчуг, на алмазный крой юбок.

– Нравится? – фыркнула хозяйка.

Линея, всегда выбирающая образ роскошной блондинки, не стала прикидываться.

– Нравится. Они… шикарны.

– Я тоже так думаю.

Если бы ни нужда, Калея никогда не допустила бы в свою «сокровищницу» конкурентку, но вхожая на любой Этаж Астрея Линея имела множество друзей – сотни, если не тысячи. А это именно то, что сейчас нужно.

– С ними я легко могу взять титул этого года.

– Возможно. Но не следующий. Не знаю, зачем ты меня сюда позвала, но у меня, знаешь ли, тоже есть пара тузов в рукаве.

Нет, она вовсе не накручивала себе цену – может, блондинистая, но далеко не глупая и не бесталанная, Линея создавала совсем не плохие наряды, и вместе с Калеей они бились за одно и то же – фотосессию в журнале «Блики». А «Блики» – это пропускной билет нарядов наверх, это слава и призвание, новый уровень возможностей творения, равно как и досрочное освобождение от наказания. Последнее совершенно не точно, но возможно.

– Так зачем я здесь? – Линея не желала долго находиться там, где чувствовала себя проигравшей. – Просто похвасталась?

– Нет, – прищуренные глаза Калеи рассматривали пышногрудую даму в белом платье, – я хочу предложить тебе сделку.

– Сделку? Какую?

– Довольно простую и для тебя выгодную – я уступлю тебе титул и фотосессию в «Бликах», если ты кое-что для меня сделаешь.

– Что именно?

Линея не смогла скрыть мелькнувшей во взгляде заинтересованности.

– Собери мне сто вот таких.

И на протянутой ладони мигнула тусклым боком маленькая выпуклая монета.

– Серебряник Крониса? Зачем тебе деньги? Пустышки.

– Пустышки. Вот и напрягись. И тогда «Блики» твои.

– Сто, говоришь? – Линея напряглась – азартная, принявшая бой. – Без проблем. Когда они тебе нужны?

– Чем раньше, тем лучше.

Прощай, фотосессия, прощайте, слава и лицо Калеи на обложке.

Черт с ними. Придет еще ее время – на то и вечность.

– Не понимаю, зачем тебе такая ерунда, но я добуду их тебе завтра к обеду. Устроит?

– Дерзай.

– И помни – ты обещала.

– Принесешь монеты – вспомню.

Линея покинула чужое жилище довольная, словно заглотившая на обед десятерых мышей, лоснящаяся кобра.

Калея проводила гостью хмурым взглядом, дождалась, пока наверху щелкнет дверной замок, после вздохнула и вновь коснулась дорогого бисера.

«Значит, ждать входа на Этажи еще год».

А после мелькнула мысль: «Черт, а, может, открыть собственный журнал?»

– Эй, ты где?

По квартире Эмии гулял сквозняк – все окна нараспашку, вольно реет на ветру тюль; робота нет – сбежал, что ли?

– Эмия? Ну-ка дуй сюда – у меня для тебя новости.

Они сидели на балюстраде – Калея на теплом мраморе, невидимая Эмия где-то рядом – на перилах?

На ладони снова блестела выпуклым боком древняя монета.

– Послушай, я не знаю, правда это или нет, но так говорят. Что если набрать сто штук, а после в Фонтан Вечности, то он придет. И я не могу обещать, поняла? Это просто вариант, но других я не нашла.

Тишина.

На песке, которым Калея предусмотрительно усыпала пол, сложилось слово «спасибо».

– Ага, – крякнула гостья задумчиво. – Линея, знаешь, она общительная. Монеты же раскиданы по всем, но если поспрашивать хорошо, то набрать можно. Я же дома одну нашла…

Помолчали.

– Короче, надеюсь, завтра тебе их принесу.

«Сама».

– Почему сама?

Ах да, Эмия не сможет их ни поднять, ни бросить в фонтан.

– Ладно, сама. Но за результат не ручаюсь, поняла?

Молчание.

– И что я ему скажу, если придет?

«Про меня».

– Ладно, скажу про тебя. Но я, если что, ни при чем. И надеюсь, что меня за это не накажут.

Калея умолчала о том, что добрый час провела в поисках информации о наказании за помещение старинных монет в фонтан. Но все выглядело законно.

– Ну, ты как вообще? Куда-то Павл твой подевался. Может, другого робота тебе прислать – робкую и покорную девицу? Красивый мужик тебе теперь все равно ни к чему.

«Нет».

– Ну, как хочешь. Ладно, пойду я – с тобой все равно даже не выпить. А мне еще подумать хочется – сегодня мыслишка одна дельная пришла. Помозгую.

«Спасибо».

– Пока еще не за что.

Уходя, Калея думала не об Эмии.

А о том, что, если основать модный журнал, который побьет популярность «Бликов», то можно заслужить куда больше славы, нежели одной-единственной линейкой нарядов с бисером. К тому же – всегда своя колонка, свои редакторы, свой читатель и, что самое лучшее, свои правила.

Она даже знала, как назовет его – «КалеяМодис».

Звучало почти, как «вечный двигатель». Ей нравилось.

С вечера и до утра Эмия наблюдала за ними – пила чужие эмоции, как воду из блюдца. Любовалась Дарином, пока тот спал, пока царила ночь; за окном по черному небу совершала круг луна.

А после утро – чай, сухари.

Отец с сыном смотрели друг на друга с недоверием и радостью, с мелькающим время от времени удивлением и облегчением. Тадеуш неуловимо помолодел – в его равнодушных до того глазах растворилась апатично-печальная пелена, и треснуло новыми морщинами от улыбки лицо.