Тереза Тур - Пламя мести

– Ох… – Я подумала о Паше, Рэме и Феликсе.

– Хотите добрый совет?

– Конечно.

– Меньше знаете – крепче спите…

– Главное, чтобы потом не встретилась такая девочка, что обитает в приюте с ребенком. И не сказала: «Возьмите, это ваше».

– А вот что вы сделаете, если скажет?

– Урою молодого отца.

– Это само собой. А с малышом? Хотя… Вы даже щенка выскочили из-под колес вытаскивать. И по поводу чужого ребенка переживаете.

– Это плохо? – фыркнула я.

– Главное, чтобы никто не начал вашей добротой пользоваться. Хотя… из тех, кому вы бросились помогать, нет ни одного недостойного человека. Или животного. У вас удивительная интуиция, Вероника. Это дар. Дар, столь необходимый первой даме империи.

– А что делать с приютами?

– Не все так просто, к сожалению. Если вы возьметесь опекать детей из приютов, продавливая именно для них возможность образования и карьеры в границах империи, то у нас будет массовый приток детей в эти самые приюты, – скептически заметил его величество. – Подумайте сами: зачем тогда небогатым семьям тянуться? Зачем матерям, у которых погибли или умерли мужья, работать на нескольких работах, чтобы дать образование детям, если есть добрая вы? А еще – щедрый я. И получается, что ребенок какой-нибудь проститутки, которого она подкинула, как котенка, будет лучше пристроен, чем, скажем, сын или дочь крестьянина.

– И что делать?

– По крайней мере, не судить о том, как мы решаем проблему с сиротами, посетив только один приют, не поговорив толком ни с детьми, ни со взрослыми, которые там по много лет работают, – достаточно резко ответил император.

Я задумалась. В чем-то он был прав. В чем-то не замечал проблемы, потому что привык думать, что все в порядке.

– Вы обиделись? – обеспокоенно спросил у меня Фредерик.

– С чего вдруг? – удивленно посмотрела я на него. – У меня просто есть мысль, и я ее думаю.

– И что надумали?

– Что я не видела полной картины. А для того, чтобы что-то предпринимать, надо понять, что происходит.

– Вот именно, – улыбнулся Фредерик.

– Только я вспомнила сейчас старый-старый фильм про учительницу. Она попала в деревенскую школу и познакомилась с мальчиком-сиротой потрясающего ума и таланта. Она возилась с ним как со своим собственным и в один момент пыталась пристроить в хорошую школу, чтобы дать ему возможность стать кем-то.

– И что из этого вышло?

– А ничего. Никому этот ребенок оказался не нужен. Там еще один из попечителей рисовал, пока мальчик блестяще отвечал.

– И что он рисовал?

– Этого мальчика в виде пастушка, выпасающего коров.

– В смысле – знай свое место?

– Именно так.

Император рассмеялся. Весело так. Тут уж я нахмурилась – я, конечно, особа самокритичная. Наверное. Но когда над тобой потешаются, да еще так жизнерадостно и задорно, начинаешь ощущать себя как-то странно.

– Не злитесь, – попросил его величество сквозь смех.

– Буду.

– Пожалуйста…

– Я не понимаю, чем вас так рассмешила?

– Просто я радуюсь, когда вас вижу. Вы – как глоток свежего воздуха.

– Так что писать в официальной биографии Брэндона? – Про луч солнца в темном царстве, тьфу… про глоток воздуха в империи мне ни говорить, ни слушать как-то не хотелось.

– Завтра вам секретарь доставит необходимую информацию. И когда сверстаете первый номер журнала – сначала мне на стол.

– Слушаюсь, ваше величество, – поклонилась я.

– Вероника! – поморщился император.

– Фредерик!

– А теперь вы позволите вас проводить обратно? Меня, к сожалению, ждут дела.

Мы в молчании дошли до аудитории, где были мои сотрудники и мама. Фредерик открыл передо мной дверь, улыбнулся, хлопок портала – и он исчез.

– Давайте продолжим, – проговорила я, стремительно врываясь в аудиторию. Дел было много: начать печатать новости из провинций, потом…

Но не успела я сделать шаг, как поняла, что меня затягивает в марево кем-то выстроенного портала. Я рванулась изо всех сил прочь, зачерпнула силы в перстне… Но не успела.

Миг – и я стою на какой-то практически ровной каменной площадке. Огляделась. Вокруг скалы, настолько высокие, что их практически задевают проплывающие мимо равнодушные пышные облака.

Поняла, что дышать тяжело и что мне дико холодно. Кто-то накинул мне на плечи тяжелый плащ с меховым подбоем и стремительно отступил назад, словно не желая дотрагиваться.

Сделала шаг вперед и просто споткнулась о синий яростный взгляд графа Троубриджа.

– Вы? – обалдело выдохнула я. Вот уж кого-кого, а этого потомка аристократического рода я бы никогда не заподозрила в том, что он меня может похитить.

– Какого цвета глаза у ребенка? – Голос аристократа был тихим, но от этого не менее яростным.

– Что? – взвилась я.

– Отвечайте на мой вопрос! – приказали мне.

– С чего вы мне задаете подобные вопросы, милорд? – О… мои злобные ноты вполне могли соперничать с его яростными. А страха… Страха как не бывало. Вот ведь странно: марево неизвестно чьего портала меня действительно напугало. А вот вид разъяренного мужчины, который был намного сильнее меня, вызвал лишь гнев… Нет, все-таки я ненормальная…

– Миледи Вероника… Я повторяю свой вопрос: какого цвета глаза у ребенка бывшей экономки принца Тигверда?

– Как вы посмели меня выкрасть?

– У меня не было выхода… – на мгновение опустил глаза граф, но потом опять посмотрел на меня. Я увидела беспощадность и отчаяние.

Мне бы замолчать или начать сотрудничать с ним, но испуг на меня всегда влияет как-то неправильно. Я, когда пугаюсь, становлюсь агрессивной и очень разговорчивой. Вот и теперь, умом понимая, что надо бы закрыть рот, я не могла этого сделать.

– Послушайте, у меня есть повод относится к вам плохо… Вы же не думаете, что я забыла, как вы попытались…

– Можно подумать, вам впервой обслуживать мужчин. – Темно-синее презрение пополам с бешенством клубилось в его глазах. – Для безродной подстилки с тремя внебрачными детьми вы слишком обидчивы. Или я своими поползновениями мог вам помешать поймать крупную рыбу – сына императора, а потом и его самого?

Я вдохнула, чтобы сказать молодому уродцу что-нибудь гадкое… или сразу – матерное. Но что-то меня остановило. И у меня вырвались совсем другие слова:

– Мне жаль вас.

Граф Троубридж уставился на меня в полнейшем изумлении.

– Что? – только и смог сказать он.

– Вы – молодой, красивый, влиятельный. У вас впереди – вся жизнь. Отчего же вы так злы на мир? Кто сделал вас таким несчастным? Почему вы отыгрываетесь на мне, на женщине, которая ничего плохого вам не сделала?

– Да как вы смеете?

Тут спесь слетела с него – и он превратился в того, кем он был на самом деле, – в мальчишку лет двадцати плюс-минус. Мальчишку, которого выгрызала какая-то убивающая его мысль.