Тереза Тур - Пламя мести

– Обращаю ваше внимание, миледи! Я пошел работать в службу милорда Милфорда потому, что хочу служить своей Родине. Кроме того, для того чтобы это осуществить, я пренебрег пожеланиями отца и вынужден терпеть пренебрежение своих родственников. Работа в контрразведке – не самое почетное занятие. И что получается? Я фотографирую восемнадцать одинаковых платьев?!

– Они совершенно разные, господин Хикс, – сдержанно заметила Луиза.

– Но они все – желтые! – возмутился фотограф.

– Господин Хикс, прекратите истерику и давайте продолжим. С лимонным, янтарным и платьем для выхода в свет цвета салмы мы закончили. Теперь переходим к моделям персиковых оттенков, потом завершим бальной серией – цвет шампанского и бежевый. Будьте так добры – соберитесь, у нас много работы! – ледяной голос герцогини Борнмут окатил контрразведчика.

Тот увидел меня и воззвал о помощи:

– Миледи Вероника!

Стоило нам войти в редакцию «Имперской правды», как мы услышали возмущенный голос взбунтовавшегося фотографа.

– Господин Хикс, – тихо сказала я, – сегодня такой тяжелый день. Пожалуйста. Перестаньте.

Мама и Джулиана согласно кивнули, и мы прошли в большой кабинет. Мужчин-журналистов еще утром отправили собирать материал в приют. Джулиана рвалась с ними, но я ее не отпустила. Мало ли что.

– Миледи Вероника, – не сдавался фотограф, – я могу с вами поговорить?

– Господин Хикс, – получилось устало. – Мне жаль, что вы восприняли поручение милорда Милфорда именно так, но боюсь, что пока заменить вас некем. Кроме того, вы должны понимать, что мы все работаем над журналом не потому, что нечем больше заняться.

– Да что вы! – все-таки не выдержал он.

– Есть такое понятие, как пропаганда.

– И чем же ваш журнальчик сплетен для женщин может повлиять на общественное мнение?

– Кто воспитывает детей? – задала я ему встречный вопрос.

– То есть как это кто? Женщина, конечно!

– Вот именно. И эта женщина должна быть правильно политически ориентирована. Как специалист вы со мной согласны?

– И вы считаете…

– Женщина должна быть довольна и счастлива. Тогда в семье все будет чинно и благолепно. Это – во-первых. Во-вторых – кто вам сказал, что я намерена останавливаться на одном журнале? Надо делать мужской журнал. Вот вы, например, мне скажите, о чем будут с удовольствием читать мужчины?

– Не знаю…

– Вот и помогите мне – узнайте, – попыталась улыбнуться я ему. – В ближайшее время составим опросные листы – попробуем собрать информацию. Кроме того, остается самая радикальная и инициативная часть населения – молодежь. Надо понять, как в империи справляются с подростковым бунтом. Куда его направляют. Кто у вашей молодежи лидер? Кто – кумир?

– Вроде никто, – растерянно протянул сотрудник милорда Милфорда.

– Так не бывает.

– Мы – сильное государство. Империя, – раздраженно ответил мне господин Хикс. – И нам не годится заигрывать со всякими там… слоями населения.

– Если вы этим не будете заниматься, то придет кто-то со стороны. И этот кто-то воспитает ваших детей – технологии не такие уж и сложные. А потом будет очень обидно и унизительно терять страну, вы не находите?

– Вы очень умная женщина… В чем-то вы, безусловно, правы. И в чем-то я даже с вами согласен. Вы единственная женщина – уж простите меня за прямоту, – с которой можно дискутировать на подобные темы.

Хикс положил свою аппаратуру так осторожно и нежно, будто это был новорожденный младенец. Он сел в кресло, потер виски. И, казалось, сменил гнев на милость. Но это только казалось.

– Я не желаю фотографировать женские наряды! Даже во имя процветания империи. Это унизительно!

Герцогиня Борнмут покачала головой, но сдержалась и промолчала. Я поняла, что мы сработаемся. А страдальцу-фотографу сказала:

– Найдите, кто сможет фотографировать женские наряды и рукоделие без насилия над собственной личностью. Наверное, лучше женщину. И мы переведем вас на происшествия.

– Но… – попробовал возразить фотограф.

– Послушайте, – я посмотрела ему в глаза, – сегодня действительно тяжелый день. Убита еще одна женщина. Если есть необходимость – давайте поругаемся завтра.

– Кто? – одними губами спросила Луиза.

– Девочка-экономка, которую звали так же, как и меня, – тихо сказала я, не в состоянии отделаться от мысли, что это моя вина.

– Какие сволочи… – всхлипнула мама. – Как же так…

– У нее же волосы были не золотистые. Не брюнетка она, конечно, но… и не золотоволосая, как миледи Вероника, – задумчиво проговорила Джулиана. – Скорее, шатенка.

– Это значит, что волосы ей выкрасили. А потом убили.

Луиза подумала-подумала… И выдала замысловатую, эмоциональную и абсолютно неприличную фразу. На русском языке.

– Простите… – прошептала она и покраснела.

– За что? – первой в себя пришла мама. – Могу только поддержать. Убила бы гадов.

Присутствующие дамы синхронно кивнули. И даже герцогиня Борнмут не стала высказываться, что так говорить неприлично.

Фотограф поклонился и удалился. В саду, примыкающем к нашей редакции, его уже ждали восемнадцать желтых платьев и несколько девушек. Моделей в империи не было, и продавщицы согласились помочь нам – продемонстрировать фасоны платьев для нашего журнала.

– А мы продолжим, – мамин голос утонул в каком-то неестественном звуке. Что-то шипело вокруг, пугая до истерики нас всех. Воздух вдруг стал плотным, белесым и… горячим!

– Что это?! – Джулиана, мама, Луиза и я выдали эту фразу практически одновременно.

– Не знаю, – быстро ответила герцогиня. – Но, думаю, нам лучше это не выяснять.

И мы поспешили на выход.

Не тут-то было. Дверь, в которую несколькими минутами раньше спокойно вышел фотограф, оказалась заблокирована. Мы бросились к окнам – редакция была на втором этаже. Кости, конечно, пострадают. Но Ирвин, если что, вылечит. Окна не открывались. Стулом их тоже выбить не удалось.

– Луиза, Джулиана, строим портал. Вместе, – быстро приказала побелевшая герцогиня. – Надо слить наши энергии.

Шипение усиливалось. У женщин ничего не получалось. Я смотрела в окно – и видела, как там, снаружи, мечутся мужчины. Мелькнул наш фотограф. Появился Ричард с кем-то, кого он положил прямо на землю. Ирвин, Швангау. Еще кто-то… Должно быть, и они к нам войти не могли.

И тут шипение сменилось гулом – и наружу вырвалось пламя… Белое, раскаленное, со странным сладковатым запахом. Женщины встали в круг, взмахнули руками и застыли. У Джулианы и Луизы на лбу выступили капельки пота. Все трое были бледны и неподвижны – видно было, что они отдают все силы, но ничего не менялось. Мы с мамой стояли в стороне, ощущая какую-то гнетущую беспомощность.