Сара Маас - Королевство пепла

Рован обнял ее, вдыхая ее запах, когда она положила голову ему на плечо.

Рован проигнорировал слабую боль, которая оставалась там от татуировок, которые она помогла ему нарисовать прошлой ночью. Имя Гавриэля на старом языке. Точно так же, как Лев когда-то татуировал имена павших воинов на себе.

Фенрис и Лоркан, временный мир между ними, тоже теперь носили татуировку — потребовали ее, как только узнали, что Рован планирует сделать.

Эдион, однако, попросил у Рована другой дизайн. Чтобы добавить имя Гавриэля к истории Террасена, покрывавшей его сердце.

Эдион молчал, пока Рован работал, — достаточно тихо, чтобы Рован начал рассказывать ему истории. История за историей о льве. Путешествия, которыми они делились, земли, которые они видели, войны, которые они вели. Эдион не разговаривал, пока Рован говорил и работал, запах его горя передавал достаточно.

Это был запах, который, вероятно, сохранится на долгие месяцы.

Аэлина глубоко вздохнула.

— Ты позволишь мне плакать в постели до конца сегодняшнего дня, как жалкому червю, — спросила она наконец, — если я пообещаю приступить к восстановлению завтра?

Рован изогнул бровь, радость сияла в нём, свободная и сияющая, как поток, спускающийся с горы.

— Хочешь, я принесу тебе пирожные и шоколад, чтобы твой отдых мог быть полным?

— Если ты сможешь найти их.

— Ты уничтожила Ключи и убила Маэву. Думаю, мне удастся найти тебе сладости.

— Как ты однажды сказал мне, это была групповая работа. Это требует, чтобы ты один приобрел пироги и шоколад.

Рован засмеялся и поцеловал ее в макушку. И долгое время он просто удивлялся, что может это сделать. Может стоять с ней здесь, в этом королевстве, в этом городе, в этом замке, где они будут жить.

Он мог видеть это сейчас: залы восстановленные в своем великолепии, равнина и река сверкающая за пределами, манящие Оленорожьи горы. Он слышал музыку, которую она принесла в этот город, и смех детей на улицах. В этих залах. В их королевском дворе.

— О чем ты думаешь? — спросила она, вглядываясь в его лицо.

Рован поцеловал ее в губы.

— О том, как я рад быть здесь. С тобой.

— Предстоит много работы. Некоторые могут сказать что это так же плохо, как иметь дело с Эраваном.

— Ничто не будет так плохо.

Она фыркнула.

— Правда.

Он притянул ее ближе.

— Я думаю о том, как я благодарен. Это мы сделали. Я тебя нашел. И как, даже несмотря на всю эту работу, я не буду возражать против этого, потому что ты со мной.

Она нахмурилась, ее глаза увлажнились.

— У меня будет ужасная головная боль от всего этого плача, а ты не помогаешь.

Рован засмеялся и снова поцеловал ее.

— Очень по-королевски.

Она пропела:

— Во всяком случае, я непревзойденный портрет королевской благодати.

Он усмехнулся ей в губы.

— И смирения. Давай не будем забывать это.

— О, да, — сказала она, обхватив его шею руками. Его кровь нагрелась, искрясь с силой, большей, чем любая сила, которую мог вызвать бог или Ключ.

Но Рован отстранился, достаточно далеко, чтобы прислониться лбом к ее.

— Давайте доставим вас в ваши покои, ваше величество, чтобы вы могли начать свой королевское отдых.

Она задрожала от смеха.

— Я могу иметь ввиду кое что еще под этим.

Рован зарычал и укусил ее за ухо, за шею.

— Хорошо. Я тоже.

— А завтра? — спросила она, затаив дыхание, и они оба остановились, чтобы посмотреть друг на друга. Улыбаясь. — Будешь ли ты работать, восстанавливая это королевство, этот мир, со мной завтра?

— Завтра и каждый день после этого. — каждый день из тысячи благословенных лет, которые у них были. И не только.

Аэлина снова поцеловала его и взяла за руку, ведя в замок. В их дом.

— Всегда? — выдохнула она.

Рован последовал за ней, как и всю свою жизнь, задолго до того, как они встретились, до того, как их души возникли.

— Чем бы это не закончилось, Огненное Сердце. — он взглянул на нее сбоку. — Могу ли я дать тебе предложение о том, что мы должны восстановить в первую очередь?

Аэлина улыбнулась, и перед ними открылась вечность, сияющая, славная и прекрасная.

— Скажи это мне завтра.

Лучший мир

Суровая зима сменилась мягкой весной.

В течение бесконечных снежных месяцев они работали. Восстанавливая Оринф, все эти торговые соглашения, устанавливая связи с королевствами, с которыми никто не связывался в течение ста лет. Потерянные Фэ Террасена вернулись со многими наездниками на волках и немедленно приступили к восстановлению. Прямо вместе с несколькими десятками Фэ из Доранеллы, которые решили остаться, даже когда Эндимион и Селина вернулись на свои земли.

По всему континенту, Аэлина мог поклясться, звучал звон молотков, так много народов и земель вновь возникло.

А на юге ни одна земля не работала так усердно, восстанавливая себя, как Эйлуэ. Их потери были огромными, но они терпели — оставались непоколебимыми. Письмо, которое Аэлина написала родителям Нехемии, было самым радостным в ее жизни . «Надеюсь скоро с вами встретиться, — написала она. — И восстановить этот мир вместе».

«Да, — они ответили. — Нехемия хотела бы этого».

Аэлина держала их письмо на своем столе в течение нескольких месяцев. Не в память о шраме на ее ладони, а в обещании завтрашнего дня. Клятва сделать будущее таким же блестящим, каким его представляла Нехемия.

И когда весна наконец подкралась к Оленорожьим горам, мир стал зеленым, золотым и синим, запятнанные камни замка очистились и поблескивали над всем этим.

Аэлина не знала, почему проснулась с рассветом. Что заставило ее выскользнуть из-под руки, которую Рован положил на нее, пока они спали. Ее мэйт оставался спящим, измученным, как и она — измученные, как все, каждый вечер.

Истощены оба, и их двор, но счастливы. Элида и Лоркан — теперь лорд Лоркан Лочан, к вечному веселью Аэлины, — вернулись в Перрант неделю назад, чтобы начать восстановление там, теперь, когда целители завершили свою работу над последними из одержимых Валгами. Они вернутся через три недели. Наряду со всеми другими лордами, которые однажды зимой отправились в свои поместья, они ослабят свою хватку. И все придут в Оринф. На свадьбу Эдиона и Лисандры.

Больше не принц, а настоящий лорд Террасена.

Аэлина улыбнулась этой мысли, надев халат, засунув ноги в туфли на подкладке из шерсти. Даже когда весна пришла полностью, утро было холодным. В самом деле, Быстроногая лежала рядом с камином на своей маленькой мягкой кровати, крепко свернувшись калачиком. Столь же измотанная, как Рован, по-видимому. Собака не удосужилась даже открыть глаз.

Аэлина накинула одеяла на обнаженное тело Рована, улыбнувшись, когда он не пошевелился. Он предпочел физическое восстановление — часами занимаясь ремонтом зданий и городских стен — придворной ерунде, как он это называл. То есть всем, что требовало от него носить красивую одежду.