С. Кинкейд - Императрица

Тайрус не ответил. Вместо него подала голос я:

– Да.

– А если пять? Десять? Сто? Тысячу? Миллион? Если создадите электронный дубликат своего мозга, своего тела… Скажите, на каком этапе вы перестанете быть собой? Когда превратитесь в нечто совершенно иное?

Ни Тайрус, ни я не знали, что сказать. На такой вопрос ответа не существовало.

Интердикт развел руки:

– Теперь вы понимаете, почему мы здесь, а Изначальное человечество, как вы можете его называть, осталось на Земле. Они перестали быть людьми. Поначалу наших предков было всего двадцать тысяч – двадцать тысяч тех, кто решил отказаться от искусственных улучшений. Они улетели сюда и посвятили свою жизнь тому, чтобы вернуться в естественное природное состояние. Конечно, без компьютерных умов некоторые вещи стали сложнее. Подобные технологии, – обвел он рукой помещение, – недоступны для обычного человеческого разума, их невозможно воспроизвести. Для этого нужны машины.

Какое-то время Тайрус просто смотрел на священника. Потом спросил:

– Вы хотите сказать, что ничего из этого мы не делали?

– Все технологии были созданы до отлета с Земли или первым поколением, что решило здесь обосноваться. Крайне хитроумное изобретение. Вы видите старые машины, которые чинят и поддерживают друг друга уже тысячи лет. Первое поколение знало, что их потомки не будут обладать их интеллектуальными способностями. Для обычного мозга есть пределы.

Лицо Тайруса помрачнело. Он словно ушел в себя, и я понимала, что его так задело. Планы по избавлению космоса от злокачественного пространства и восстановлению наук во многом базировались на предположении, что мы способны вновь научиться тому, что знали наши предки.

Интердикт только что заявил обратное.

– Наши предки знали, что отрекаются от этих потрясающих возможностей, и пошли на это добровольно – чтобы спасти свои души, – продолжил Ортанион. – Вот почему мы должны чтить наследие тех двадцати тысяч матерей и отцов и поступать так, как они нам завещали. Тело империи в ваших руках, но душа в моих. Сегодня я встану на ее защиту. Если через двадцать лет вы вернетесь и повторите свою просьбу, я ее удовлетворю. А теперь ступайте, пока не закрылось гравитационное окно. В этот раз оно неболь шое.

Тайрус потерял дар речи. Не такого ответа он ждал.

Интердикт уже шел прочь, а я не знала, что делать. Лишь понимала: так нельзя, нельзя…

Поэтому врезала священнику по затылку, пока он не успел выйти. Интердикт без сознания грохнулся на пол.

– Немезида! – воскликнул Тайрус.

– Что? Он не захотел помогать. Сам подумай: он так долго жил здесь, в этом прекрасном месте, вдали от мира. Давай возьмем его на борт «Геры» и покажем, в каком состоянии галактика.

Тайрус несколько раз открыл и закрыл рот. Я уже вырубила Всевеликого, поздно отыгрывать назад.

– Может, мы не люди-машины, – сказал Тайрус, словно самому себе, – но попытка не пытка. Он не помешает нам постараться обрести то, что мы потеряли. – Он глянул в окно, и его глаза хитро блеснули. – Мы заберем его на «Геру», но… отправимся в другое место. То, которое так проймет нашего Всевеликого, что он до конца жизни не забудет.

Тайрус подскочил ко мне и впился в губы поцелуем. Мы полубезумно улыбнулись; меня потряхивало от предвкушения.

А потом мы похитили святейшего человека в империи.

Кем бы там ни был Интердикт, из него получился прекрасный отвлекающий элемент и живой щит, пока мы, с ним в охапку, добирались из Священного города обратно на свой корабль. Священники и инквизиторы понятия не имели, что делать и как себя вести.

Наплевав на угрозу отлучения и то, что совершаем тяжкий грех, мы затащили обмякшего старого – очень, очень старого – мужчину на звездолет. Затем отцепили буксировочные тросы и рванули в космос.

Тайрус включил робомедика и принялся расхаживать рядом с неподвижным Интердиктом. У императора так билось сердце, что жилка на шее пульсировала.

– Я никогда ничего безумнее не делал.

Учитывая, что он полжизни изображал психа – серьезное заявление.

– Если не сработает, вернемся к моему плану, – спокойно предложила я. – Развернемся и возьмем его повидать мир.

Тайрус отрывисто кивнул.

Затем…

Раздался стон.

Робомедик привел нашего гостя в чувство.

Я встала рядом с Тайрусом, чтобы мы выступили единым фронтом. Ортанион сел – и замер при виде нас.

– Всевеликий, – холодно начал Тайрус. – Добро пожаловать во внешнее пространство.

Интердикт вскочил, огляделся и поперхнулся, не веря собственным глазам:

– Что за… Вы… вы что, сумасшедший?

– Меня так пару раз называли, – криво улыбнулся Тайрус.

– Вы похитили меня? Но так вы ничего не добьетесь! Это преступление против Живого Космоса! Да все гелионики в галактике на вас обрушатся!

– Не тогда, когда вы с нами, – невозмутимо поправила я.

– Да и ничего у них не выйдет, – подтвердил Тайрус. Невзирая на дикое напряжение, он держался совершенно спокойно и непоколебимо, словно вел светскую беседу, а не совершал страшное преступление. – Мы похитили вас не для того, чтобы жить, как жили. Похоже, вы сочли меня юным и ветреным, раз решили, что через двадцать лет я передумаю. Увы, я не намерен так долго ждать. Если нам с Немезидой нельзя быть вместе как полноценным людям, тогда… тогда мы покинем этот бренный мир. Вместе с вами.

Интердикт побледнел.

– Что вы творите?

– Моя кузина обречена. Я последний Домитриан. А вы – вы можете стать последним Интердиктом. Мы исчезнем вместе. – Тайрус пожал плечами. – Называйте, как хотите. Что случается с теми, кого бросают в черную дыру?

Все краски исчезли с лица Ортаниона. Он развернулся и неожиданно быстро подбежал к окну. Мы приближались к непроницаемо-черному пятну.

Мы с Тайрусом переглянулись за спиной Интердикта. Мы надеялись запугать его и вынудить признать меня личностью, что автоматически решит проблему со скипетром. Запишем обращение Всевеликого, улетим и покажем файл всей галактике. Выбьем почву из-под ног тех священников, кто восстал против Тайруса. И если из Священного города явится викарий с декретом Интердикта, мол, признание было получено под давлением… что ж, посланника можно и перехватить. Мы сохраним тайну, пока скипетр не станет подчиняться Тайрусу – а потом кому будет нужна правда?

Для гелионика нет ничего страшнее окончательной смерти.

То есть полета в черную дыру.

Наградой мне послужил придушенный хрип Ортаниона. Он развернулся к нам с искаженным от ужаса лицом:

– Разворачивайтесь. Нужно разворачиваться.

– И не подумаю, – ответил Тайрус, не двигаясь с места.

Конечно же, он, как и я, заметил, что пол под ногами трясется все сильнее. Скоро мы достигнем точки невозврата, точки, откуда не может улизнуть даже свет.