Лилит Сэйнткроу - Дело о железном змее

Когда ее глаза, наконец, открылись, ее поприветствовала своя комната, тускло освещенная, синие бархатные шторы были задернуты, а часы из золоченой бронзы тикали на камине сами себе. Мягко мерцал шар ведьминого огня, закованный в серебро над ее рукомойником, став ярче, когда она приподнялась на локти и зевнула.

Ощутив ее возвращение в сознание, комната задрожала. Она взмахнула рукой, пальцы трепетали, и шторы медленно раздвинулись, колокольчик на них низко пропел. Тусклый серый свет Лондиния лился в окно. Дом пробуждался вместе с госпожой, и она услышала шаги в коридоре.

— Бонжур! — пропищала Северина, распахивая дверь. Ее пухлое лицо озаряла широкая солнечная улыбка, ее чепчик был поразительно белым. — Chocolat et croissant pour ma fille, — ее юбки задевали величественный голубой ковер, ее глаза весело сияли. Ошейник с договором прижимался к ее горлу, сияя, поверхность металла была с любовью отполирована.

По ошейнику можно было многое сказать о слуге. Ошейник с договором давал определенный статус, рекомендации и законные права. Многие маги выше уровня Мастера могли и нанимали только слуг с такими ошейниками, это был вопрос верности и безопасности.

Были и другие, темные причины такого предпочтения, но Эмма предпочитала не думать о них. Не утром, по крайней мере. Она потянулась, кривясь, когда несколько мышц заныло.

— Бонжур, Северина. Твоя внучка уже родила?

— Нет еще, нет еще, — аромат поднимался над серебряным подносом в ее пухлых руках, за Севериной шли вместе Кэтрин и Изобель, горничные, чистые и бодрые. Шрам на лице Изобель уже неплохо залечился от новой методики сшивания плоти. Эмма кивнула, когда они опустились в реверансе. — Monsieur le bouclier с нашим гостем. У них такой завтрак! Повару придется послать за ветчиной.

— Оставлю это умелым рукам повара, — Эмма зевнула и выбралась из постели. Все болело, волосы загрубели от грязи. — Изобель, милая, набери мне ванну. Кэтрин, сегодня что-нибудь старое. Я ужасно быстро порчу платья.

— Зеленый шелк подойдет, мэм, — светлое в веснушках лицо Кэтрин сжалось, когда она заговорила, ее ошейник тоже сиял. Она часто вздрагивала в конце предложения, хотя ее воротник был относительно простым. Или Эмма считала его относительно простым. Слабые от плохого обращения часто теряли верность, даже если на них был ошейник, она видела достаточно, чтобы знать это.

Кэтрин пришла к ней без рекомендаций, и Северина не хотела надевать ошейник на девушку без бумаг. Финч тоже был против.

Но они не могли перечить. Собачья верность Кэтрин и ее навыки с иглой — она была хорошей портнихой, настолько хорошей, что Эмма подозревала в ней ограниченный талант зачаровывания иглы, но магии было не так много, чтобы надевать на нее ошейник стало незаконно — а еще неутомимое желание работать доказали, что госпожа сделала верный выбор.

Если бы она ошиблась, она сама смогла бы наказать нарушителя.

Северина занялась столиком у окна, суетясь, пока все не было готово.

— Вы бледны, мадам. Перетрудились. Идемте, шоколад горячий. И круассаны свежие! Очень свежие!

— Минутку, cher Северина, — Эмма снова потянулась, не спеша, Кэтрин пропала в гардеробной, а Изобель напевала в ванной поверх шума падающей воды. Девушка всегда что-то напевала. Сегодня это была мелодия из Пиксадона, девушка из деревни оплакивала неудавшуюся любовь к городскому джентльмену. Это было не совсем уместно, но Изобель была хорошей. Они с Кэтрин переделывали и донашивали платья, что Эмма уже не носила, но не сожженные или изорванные, и они часто творили чудеса за минуту, когда гардероб Эммы нуждался в этом.

Служба Британии порой требовала от Эммы Бэннон то выглядеть незаметно в грязном переулке, то блистать на балу.

В обоих случаях были свои опасности. На службе были и другие, как Эмма, но она не общалась с ними. В мутном тайном обществе можно было лишь находиться. И у нее были определенные свободны, ведь она действовала соло.

И, что не случайно, другие маги ощущали страх, когда имели дело с женщиной, что была и Главной, и представительницей Черной ветви дисциплины. Хоть она и скрывала эту ветвь, она вряд ли могла бы сойти за Серую, тем более, Белую. В одном она была ужасно практична.

А в другом была не против крови и криков, как истинная женщина.

Эмма коснулась обсидиановой сферы на тумбочке у кровати. Поверхность сферы с серебром в плавающих символах, замерцала и пошла рябью, как вода. Ее пальца гладили, и дом задрожал снова. Вся эфирная защита дома была четкой и плотной, воля Главной и эфирная сила курсировали по каналам в физической субстанции, ловко и крепко связанные сложными невидимыми узлами, как и должно быть.

Вокруг сферы лежали стопками книги, и все они были неприличными и чувственными, и Эмма печально улыбнулась им.

«Когда это закончится, я буду лежать в кровати и читать неделю».

Она давала себе это обещание месяцами. Но всегда возникала новая проблема. Принц-консорт был не опытен, а королева — слишком юна, хотя она была Британией, и тут не было интриги. Матушка Виктрис недавно перестала давить на нежную спину дочери, и ее влияние медленно покидало юную королеву, которая оказалась не поддающейся на управление дражайшей мамой (как ее непочтительно, но очень тихо называли).

Если бы посвященные не интересовались службой королеве Виктрис, а не ее маме… кто знал? Британия правила бы, несомненно, долго после ее нынешнего подъема до старости, после долгой жизни Эммы как Главной.

Но это не означало, что она могла пренебрегать долгом.

«Королева и страна, как скучно. Ты не хотела бы настоящей силы?» — и прощальные слова Левеллина. Эмма заполучила ментата.

Несомненно, у мистера Клэра были некоторые идеи. Несколько идей было и у нее, например, откуда начать распутывание этого клубка в дальнейшем. Но пока что она надела халат и устроилась за столиком, Северина суетилась вокруг нее какое-то время, пока она пила утренний шоколад. Она быстро закончила, платье было выбрано, и она не успела вдоволь насладиться горячей водой, как уже была в гардеробной, и на нее надевали платье с не тугим корсетом, высоким воротником из почти тусклого коричневого бархата, ее волосы высушили и мило уложили быстрые пальцы Изобель, немного духов нанесли за ее уши, в шкатулках с украшениями были обнаружены нужные, и шкатулки убрали. Кэтрин ушла в ванную, а Изобель в спальню, чтобы привести комнаты в порядок.

Это было сделано, и ее мысли становились организованнее. Эмма посмотрела на себя в большое зеркало над ее белым рукомойником, чуть хмурясь. Не модно, да. Но зато, если это платье будет испорчено, она не расстроится.

— Северина. Пусть Кэтрин отправит мистеру Финчу отчет о платьях, что я испортила за последнюю неделю, а Финч подготовит подробный счет на каждое. И для тех, что я точно испорчу в ближайшем будущем.