Ольга Боярышева - Лев и монстр [СИ]

— Липовый? — как же я сразу не догадался.

— Ох, Керри, спасибо, что не уехали без меня, — в карету вошла Ханна и бросила на нас встревоженный взгляд. — Прости, я вас перебила?

— Ничего важного, — бросила Керри и они начали обсуждать прошлое собрание.

Я же сидел, и в голове все крутилась одна мысль, какой же я дурак. Страшно представить, чего себе она уже успела надумать. Да я наверное для нее сейчас самый ужасный человек. Я ей должен все рассказать. Ох, надеюсь, она меня простит. А если нет, то я буду вымаливать у неё прощение. Даже не знаю, что бы я делал на ее месте, а она терпела.

— Что это за шум? — притихла Ханна и карета резко остановилась.

— Я посмотрю, — ринулась к окну Керри.

— Нет, я сам, — но открывая дверцу, карету резко дернуло и мы снова понеслись вперед, я лишь успел заметить вдалеке мчащихся на нас группу вооруженных людей.

— Это нападение, — я достал из-за пояса нож и девушки испуганно переглянулись. — Сидите молча. Я попробую их задержать.

Крики нападавших приближались к нам и я молился лишь о том, чтоб это были свои, чтоб я смог их уговорить об отступлении. Карету в очередной раз дернуло и мы снова остановились. Что произошло потом я помню плохо. Надо было бежать. Я схватил девушек и хотел дать им возможность спастись. Но как только я вышел из кареты, меня сильно стукнули по голове, я даже не успел понять откуда пришел удар. Все вокруг закружилось, я несколько раз падал, что-то кричал, потом был огонь, дым… меня схватили за шиворот и оттянули от полыхающей кареты.

Темнота еще долго была наполнена шумом и голосами, а потом вдруг стало тихо. Не знаю сколько так продолжалось, но когда это стало пугать, я резко открыл глаза.

— Ен, ты очнулся! Как хорошо, дружище, как ты себя чувствуешь?

— Где я? Алекс, что произошло?

— Ты у отца Орхеса дома. Ты ударился головой во время нашего штурма. Не помнишь?

— Штурма? — я мигом вскочил. — Вы напали на карету. Вы схватили её? Я хочу знать где она?

— Кто? Если ты о Керри Бонстер, то её уже наверное червяки начали жрать и должен сказать, хоть все и вышло немного не по плану, но я все равно доволен результатом.

— О чем ты говоришь? — я встряхнул его за плечи. — Что вы с ней сделали?

— Успокойся, Ен. Я понимаю, тебе было не легко все это время, да и Томас рассказывал, что ошейник как-то странно на тебя влияет, но посмотри, его уже нет.

Я машинально коснулся руками шеи и потер её, вот как не мог это сделать уже три месяца. У меня все похолодело внутри и, сев обратно на кровать, я попросил его:

— Расскажи мне что случилось, пожалуйста.

И Алекс начал с того момента, как они сидели в засаде и знали уже точное время, когда нужная им карета будет проезжать мимо них и улучив наилучшее время, напали на нас. Начался галдеж, кто-то поднес факел к карете, и та мгновенно вспыхнула, одновременно с этим из кареты выпрыгнул я с сестрой Бонстер. Лошади понесли, когда кучер успел их остановить и отвязать, то стало ясно, что вторая Бонстер, побоявшись нас, так и осталась в карете и сгорела живьем.

Алекс еще что-то рассказывал и рассказывал, но я уже не слушал. В ушах начинал усиливаться странный звон, он был все громче и громче.

«Сгорела живьем»

«Сгорела живьем»

«Сгорела живьем»

«Сгорела живьем».

— Стоп, — я закрыл уши руками. — А тело, вы видели тело? Ну, труп её вы видели? Что-то ж должны хоронить, — я подбежал к нему с неизвестно какой надеждой.

— Ну, какой труп после такого, — я замер, но тут он продолжил: — достали ошметки её платья, да обугленные кости, их вчера и похоронили. Ты же почти двое суток в отключке был.

Я больше не в силах это терпеть выбежал с комнаты, из дома.

— Ен, ты куда? — донеслось мне вслед.

Но я бежал и не мог остановиться. Мне казалось, если я это сделаю, то сразу упаду и умру. Не уберег, не защитил. Её больше нет. Почему, как это могло случиться. Только что не с ней. И я уже ничего не могу изменить.

Хоть я и не смотрел куда бежал, но ноги все равно принесли меня к обугленному участку дороги. Именно здесь я оплашал на столько, что я никогда в жизни себе этого не прощу.

— Прости меня, — прошептал я, падая на землю и рыдая от горя. — Прости.

Кто-то, совсем не важно кто, проходил мимо и увидел умирающего от горя мужчину. Потом этот кто-то пытался разнять драку, которую тот мужчина затеял и дрался так, словно молил, чтоб его избили, наказывая за что-то.

«Такое с человеком делает только любовь»- подумал неизвестный прохожий и ушел по своим делам.

Я и не помню сколько я вчера выпил, но голова очень туго соображала.

— Покажи мне, где её могила, — попросил я Алекса.

— Зачем это тебе? — удивился он.

— Хочу убедиться, что все это правда.

— А. Ну пошли.

Всю дорогу он не умолкал и с упоением рассказывал, что весь народ устроил праздник в честь дня смерти монстра и что они даже сожгли какую-то соломенную бабу, что-то еще и еще. Я же шел и думал:«знали бы они правду», но даже расскажи я кому-нибудь, мне никто не поверит. И еще одной мыслью было — в каких же чудовищ превратились мы, если радуемся человеческой смерти, чьей бы она не была. Чем мы, чудовища, лучше того монстра?

— Вот она.

Я стоял перед свежим бугорком земли, где видны были следы от сапог. В горле застрял ком, глаза покрылись слезной пеленой, а тело онемело и, казалось, вросло на этом самом месте. Не в силах пошевелиться, я чувствовал, как всепоглощающая боль медленно касается каждой клетки моего сознания, навечно пробивая в сердце бездонную дыру. В голове все громче и громче росла мысль, подпитывая гнев — эти глупые ничтожества, не имеющие собственного мнения и достоинства, не преминули прийти и погнушаться над её могилой. Руки до боли сжались в кулаки и это немного вернуло меня в эту ужасную реальность, а потом и вовсе пришло осознание, которое толкнуло меня на грань отчаяния — «раньше и я был бы среди них, среди этих ничтожеств, каковым себя сейчас и чувствую.»

— Ублюдки, — я сглотнул ком в горле и, не обращая внимания на косые взгляды друга, поправил наклонившийся или скорее всего кем-то уже сбитый, надгробный крест.

— Что?

— Ничего.

— Ты ж еще не знаешь самого главного. Сразу после её похорон правительство назначило срочное совещание и в самый его разгар, в центре зала вспыхнул огонь. Сначала думали, что никто не пострадал, но когда все стихло, они нашли труп старейшины Билли Фарум, у него в сердце торчал нож.

— Нож? — я на мгновение перестал дышать.

— Да, и после этого они отменили церковную реформу, вообще. Представляешь?

— Нож в сердце?!

— Ен, с тобой все в порядке?

Я кинулся к нему.

— Расскажи мне еще раз о вашем нападении.

— Да я всю дорогу тебе про это рассказывал. Ты что, не слушал меня?