Эми Кауфман - Расколотый мир

Я медленно тянусь к управлению катером и направляю его нос обратно в болото. Подальше от базы, подальше от дома. Подальше от всего, кроме пустого пространства Эйвона.

Девушка на Патроне со своим старым капитаном, находится в патруле, когда они получают вызов, что прозвучали выстрелы в соседнем секторе. Восстание на Патроне было подавлено в течение десятилетия, но отдельные группы бунтовщиков все еще прячутся то тут и там, кипя ненавистью и выплескивая ее время от времени.

Они не подготовлены к настоящему бою, но капитан не медлит. Быстро возвращается к скиммеру, а затем отдает приказ отправиться в соседний сектор, чтобы поддержать взвод, прижатый на краю леса.

Девушка никогда раньше не была в бою, на линии фронта. Она смотрит на капитана, и страх отображается на ее лице. Капитан оглядывается на нее и подмигивает, и она вздыхает. У него теплые глаза, и она цепляется за это.

— Это не будет похоже на ваши учения, — говорит он, и хотя его голос звучит для всего взвода, он наблюдает за ней, пока говорит. — Любой, кто скажет, что это так — лжет.

Девушка с трудом сглатывает, хватаясь за пистолет и желая, чтобы у нее была винтовка вместо него. Когда она снова смотрит на капитана, они единственные двое солдат в скиммере.

— Ты шустрая, Ли, и ты быстро учишься. Все, что тебе нужно сделать, это быть внимательной. Держать глаза открытыми, тогда ты увидишь то, что больше никто не видит.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ДЖУБИЛИ

ПРОЖЕКТОРЫ, ОСВЕЩАЮЩИЕ ПЕРИМЕТР БАЗЫ, ослепляют меня, когда я добираюсь до прорехи в заборе, о которой мне рассказал Флинн, после чего адреналин начинает отступать. На своем пути я остаюсь оцепеневшей, спотыкающейся, пальцы изо всех сил пытаются размотать часть забора, чтобы проскользнуть внутрь. Вход через контрольно-пропускные пункты вызовет больше вопросов, чем я смогу ответить. Если они узнают, что я сделала, меня переведут за пределы мира, и не останется никого, чтобы собрать воедино то, что происходит с Эйвоном.

Я должна попытаться поспать или поесть, чтобы перестать трястись, но я едва помню, в каком направлении находится моя койка. Я обнаруживаю, что прослеживаю путь, которым шел Флинн, когда похитил меня, и оказываюсь в переулке рядом с «Молли». Он полон граффити: наполовину закрашенными, наполовину свежими. Одно написано наполовину на испанском, наполовину на ирландском — я могу распознать только слово trodaire . Ярко-красную краску распыляли настолько густо, что перед высыханием она текла, создавая длинные, тощие речушки, и мои глаза зафиксировались на них.

Я не могу избежать картинок, выжженных в моем разуме, крови, обугленной плоти и багряного камня… я, дрожа, отрываю взгляд от красного граффити. Он спас тебя не для того, чтобы ты развалилась.

Прежде чем я успеваю собрать силы воедино, чтобы продолжить движение, задняя дверь бара открывается и из него, спотыкаясь, вываливаются три солдата. Молли закрывает за ними.

— Валите домой, — говорит он. Хотя его голос тверд, он не злится. Итак понятно, что три новобранца выпили больше, чем должны были, но все они в порядке. Никто из них не из моего взвода.

Молли замечает меня, стоящую в тени и выпрямляется.

— Ли? — Он щелкает светом над дверью, заливая переулок ярким освещением. Смутно я слышу, как солдаты зовут меня, произнося слова, которые я не могу обработать. Я делаю шаг назад, голова кружится, когда сердце начинает стучать так сильно, что я едва могу дышать. Я протягиваю руку в тот момент, когда понимаю, что нет ничего поблизости, за что можно схватиться, и я собираюсь упасть.

Сильная рука хватает меня за плечо, поддерживая и не давая рухнуть. Я моргаю, и передо мной возникает взволнованное лицо Молли.

— Думаю, детка, у меня есть этот особый заказ там, в закромах, — грохочет он своим нежным, гудящим голосом. Голоса трио теперь удаляются в сторону казарм.

— Отлично, — слабо отвечаю я, когда он начинает вести меня к двери.

Как только Молли загоняет меня в тускло освещенную, пыльную кладовую, он ведет меня к старому ящику и сажает сверху, чтобы мои дрожащие ноги могли расслабиться. Когда я, наконец, поднимаю голову, он ждет, смотря на меня с тревогой и опасением.

Даже Молли не может смотреть, как капитан Чейз почти готова упасть в обморок, не задаваясь вопросом, скоро ли наступит конец света.

— Ты выглядишь ужасно, — говорит он тихим голосом. — Что-то случилось в патруле?

Я смотрю вниз и с удивлением замечаю, что моя одежда вся в грязи и до сих пор мокрая в некоторых местах. Некоторые пятна другие. Красновато-коричневые. Я открываю рот, но вместо ответа выходит полу истеричный всхлип.

— Плесну-ка я тебе чего-нибудь, — произносит он раздраженно и поворачивается к двери.

Я хватаю его за руку.

— Мне не нужна выпивка прямо сейчас. Молли… мне нужна твоя помощь.

Он проводит рукой по выбритому черепу, и создается впечатление, что татуировки, извивающиеся вокруг его пальцев, смещаются при слабом свете подсобки. Не в первый раз мне жаль, что я не могу прочитать иероглифы, вытатуированные вверху и внизу на его руках. Хоть я и помню несколько фраз на мандаринском, и мама в детстве заставляла меня рисовать иероглифы — они давно выскочили из головы. Молли однажды сказал мне, что на одной руке он нанес отрывки из «Искусства войны и принца», а на другой цитаты мудрецов со всех уголков древней Земли, таких как Конфуций, Доктор Кинг и Ганди. «Война и мир», — объяснил он, когда я сказала ему, что он сумасшедший . Свет и тьма. Инь и Ян.

Мятежник и солдат.

Молли старался найти себя в своем культурном прошлом и использовал каждый стереотип, который он обнаруживал в древних фильмах и книгах. Наверное, поэтому я ему сразу понравилась — я одна из немногих на базе, кто даже может произнести его настоящее имя. Он стал сиротой из-за Терры-отстоя еще ребенком — родители отправили его в новый мир, умирая в тяжелых условиях, и в конечном итоге он был усыновлен семьей на Вавилоне. Я понятия не имею, как он оказался здесь, в колонии, где в основном доминируют ирландцы. У него нет связи с нашим общим китайским наследием, кроме крови, но это не перестает его очаровывать. Тогда как я не смогла уйти далеко от учения моей матери.

Но это было до ее смерти, и я потеряла эту связь навсегда.

Молли все еще колеблется, как будто подозревает, что выпивка решит мои проблемы, несмотря на протесты.

— Что происходит? — спрашивает он, наконец.

— Мне нужно, чтобы ты отследил сообщение. — Какая-то часть меня знает, что это бессмысленно, что не будет никакого сообщения, которое Флинн Кормак мог бы отправить мне сейчас, но остальная часть меня отказывается разрывать эту последнюю нить между нами. — Это важно. Я не знаю, кто принесет его или когда, но ты должен принести его мне… и не говори никому.