Эми Кауфман - Расколотый мир

Слова выбивают воздух из легких, оставляя меня неспособной ответить, пока я не отдышусь.

Существо внутри Флинна наблюдает за мной, ища признак моей реакции.

— Я не хочу становиться похожим на остальных, впадать в насилие и отчаяние, и чувствовать боль. Мы не созданы для этого. Мы не можем этого вынести.

— А ты думаешь, мы можем? — Я давлюсь рыданием. — Жизнь — это боль. Мы все постоянно испытываем боль.

— Есть и другие вещи в этой вселенной, — говорит существо. — Свет. Жизнь. Прикосновение. Ощущение. То, как вы все сделаны из одних и тех же частей, с теми же осколками звездной пыли, и все же вы все такие разные, все такие одинокие.

— Думаешь, одиночество — это хорошо?

— Для нас это агония, — просто отвечает он. — Для вас: сила в индивидуальности. Мы восхищаемся этим. Но мы не были созданы, чтобы подражать этому.

Я смотрю на него, пытаясь увидеть следы существа внутри Флинна, когда он наклоняет голову. Но все, что я вижу, это скулы Флинна, его рот, его волосы, падающие на лоб. В нем нет ничего, что говорит о пассажире внутри него, кроме пустоты в глазах. Я кусаю губу, в мозгу все переворачивается.

— Ты уверен в этом? — спрашиваю я мягко. — Может быть, есть какой-то другой способ освободить тебя, отпустить, чтобы ты мог… — но голос срывается. Я вижу ответ существа на лице Флинна.

— Ошибка нашего хранителя — создание тюрьмы на базе собственной энергии. Мы являемся его частью. — Флинн делает шаг навстречу мне. — Уничтожь технику, удерживающую это место вместе, и ты уничтожишь нас вместе с ним. И без нашего вмешательства, вынужденного хранить этот мир в тайне, всегда скрытым, вы сможете транслировать свою историю звездам. Возможно, начнете свое исцеление. Докажите, что ваш вид заслуживает жизни.

— Но все те вещи, про которые ты говоришь, были хороши в этой вселенной. Вещи, которые ты мог бы испытать. Свет и прикосновение… — голос срывается.

Флинн медленно качает головой.

— У меня нет желания жить без надежды вернуться домой. Я хочу… отдохнуть.

— Хорошо, — шепчу я. — Я помогу тебе.

Флинн подзывает меня ближе, и мы становимся на колени на ослепительно белом полу. Он показывает мне почти невидимый шов в полу и слабый контур человеческой руки — сканер, предназначенный для разблокировки панели управления внизу.

— Он просто требует руки, — говорит он мне. — Руки любого… ловкий способ держать нас, мы же не касаемся ничего. Мы и раньше пытались привести сюда других, но наш хранитель, похоже, наслаждается нашими неудачами.

— Привести других… — но прежде, чем я успеваю сказать, понимание приходит ко мне. — Блуждающие огоньки. — Местные жители были правы. Огоньки вели их куда-то.

— Другие пытались годами, — продолжает шепот. — Но когда я понял, что хочу чего-то другого, я испугался.

Я ищу слабые черты какого-то признака страха на лице и не нахожу ничего от этого существа, у которого нет возможности выразить себя.

— Испугался чего?

— Умереть в одиночестве. — Шепот, за лицом Флинна, встречается с моими глазами. — Умереть, не повидав тебя .

Я оглядываюсь назад, сердце колотится от горя — из-за меня, из-за Флинна, из-за этого потерянного существа, сжавшегося в нем. Прежде, чем я могу говорить, пульсация проходит по лицу Флинна, заставляя меня подпрыгнуть.

— Ты должна поторопиться, — задыхается шепот. — Остальные не будут долго ждать, я не могу их вечно сдерживать.

Я проглатываю рыдание и подношу ладонь к углублению, пытаясь не дрогнуть от покалывания тока, который проходит через меня в ответ. Сканер подает звуковой сигнал и мигает зеленым цветом, в результате чего часть пола поднимается вверх, вверх и снова вверх, пока не появляется восьмифутовая колонна, нашпигованная платами и проводами, возвышаясь надо мною. Уничтожь это, и шепот умрет.

Я чувствую, что все это гудит от силы, так сильно, что заставляет зубы стиснуться, волосы приподняться, как будто вот-вот ударит молния. Не будет трудно закоротить все это, с таким количеством энергии, проходящей через него.

Флинн шатается, но ловит себя, прежде чем успевает упасть. Его голос — это рашпиль, но пока у него есть контроль.

— Когда все будет сделано, ты должна пойти и остановить то, что происходит снаружи.

— Снаружи?

— Твои люди, его люди… эта тюрьма стала полем битвы

Живот ухает. Мы знали, что фианна была рядом с нами, когда мы нашли объект, но военные, надо полагать искали нас. Две армии сошлись, бушует битва, подпитываемая смертями, которые ничего не значат, нет понимания того, что они все должны быть на одной стороне против безумных, садистских планов одного человека. Это будет кровавая бойня.

Это говорит мне существо, которое утверждает, что не может понять смерть… его сострадание лишает меня дыхания. С этим осознанием приходит другое, и я тяжело сглатываю.

— Это был ты, — шепчу я. — Ты взял меня в ночь резни, а не остальные. Ты привел меня туда, в пещеры.

— Этот сосуд… этот человек… его боль… твоя, вы разделяете ее так, как мой вид разделяет все. Ты будешь скорбеть об этих смертях, как и он. Но я привел тебя туда слишком поздно, чтобы остановить это.

Я была там, чтобы спасти их. Даже благодаря своему гневу и боли, это существо, чьи родственники заставляли сходить с ума моих друзей, пытался уберечь Флинна от горя.

Шепот терпеливо ждет, пока я оглянусь назад, затем говорит.

— Я ответил на твои вопросы. Ты дашь мне что-нибудь взамен?

— Что же? — голос ломается.

— Можно я… дотронусь до тебя.

Я моргаю, впиваюсь глазами в него.

— Э-э… прости?

— Мы не можем испытывать физические ощущения в нашем мире, и в этой вселенной мы всегда были одни. — Лицо Флинна выглядит таким юным.

Я сглатываю.

— Ладно. Ладно, конечно.

Рука Флинна скользит вперед, тянется к моей. Я позволяю ему взять ее, его кончики пальцев проходят по моей коже, когда он переворачивает мою руку. Его костяшки пальцев на моей ладони — его глаза сфокусированы на наших руках, удивительно преображая черты его лица.

— В нашем мире, — шепчет он, — мы всегда вместе, полностью и абсолютно. Мы все являемся частью друг друга. — Он медленно выдыхает, его дыхание опаляет теплом и нежностью наши руки. — Но это означает, что мы никогда не знаем, как ценно быть в состоянии сделать это, быть порознь, а затем собраться вместе. — Он переплетает наши пальцы.

Я наполовину ожидаю, что его рука будет липкой или будет покалывать на ощупь. Но его кожа теплая и знакомая, и наши пальцы переплетаются, как будто наши руки предназначены для этого.

Капли падают на руку, и я поднимаю взгляд. Глаза Флинна мокрые, и когда я смотрю, еще одна слеза свободно скользит по щеке, прежде чем упасть.

— Спасибо, — шепчет он. — Джубили Чейз, я желаю…