Анна Замосковная - Волчица лунного князя

Невольно улыбаюсь, хотя говорить о себе не слишком хочется. Впрочем, пара бокалов вина — и даже об этом можно поболтать.

— Не так-то много я о тебе знаю. — Утыкаюсь в меню. — На самом деле, о тебе как о личности я знаю всего три факта: ты великолепный охотник, ты молчалив, а ещё достаточно смел, чтобы броситься в огонь для спасения чужих оборотней.

— Это не так уж мало. Больше, чем знает обо мне большая часть моей стаи.

— Но этого слишком мало, чтобы выбрать себе спутника жизни.

— Ну, с точки зрения оборотней я бы так не сказал: я надёжен, силён. И, как ни крути, из правящего рода и всегда могу рассчитывать на личный холм, отряд охотников и жирный кусок общего пирога.

— Тогда почему не женат? Такой завидный жених…

Улыбнувшись, Дьаар бросает убийственный взгляд в сторону — ту самую, где сидит Михаил. Оглядываюсь: тот отвернулся, а его блондинка шипит, нервно взмахивая рукой.

Пристальный взгляд Дьаара обращается на меня.

— Не нашёл достаточно интересной женщины.

— Значит, я интересная?

— Конечно, — неожиданно мягко улыбается он. — Иначе я бы здесь не сидел, будь ты хоть тысячу раз жрица.

Официант с вопросом о заказе нарушает наш странный разговор.

Руки Дьаара при всей его силе могут быть удивительно мягкими. Ведя меня по мерцающему огнями городу, он то и дело поглаживает мою ладонь или подносит пальцы к губам и целует. С ним, молчуном, я говорю удивительно много о достопримечательностях и человеческой жизни, о которой Дьаар знает потрясающе мало.

Прохожие засматриваются и на него, и на меня. Но стоит Дьаару глянуть на слишком пялящихся мужчин, как они чуть не спотыкаются, обходят нас стороной.

— Забавно ты с ними управляешься, — усмехаюсь после очередного побега любителя поглазеть.

— Они чувствуют мою звериную натуру. Это странно: у нас считается, что люди утратили дар видеть даже свою сущность, не то что чужую.

Неловко ставлю ногу, и лодыжка стреляет болью. Дьаар подхватывает меня молниеносно, и я утыкаюсь в его грудь, сдерживая стон.

— Ты в порядке? — спрашивает он в макушку.

— Ногу немного больно, но это пустяк. Хотя вряд ли смогу идти.

— Это не проблема, ты лёгкая, как пушинка. Где живёшь?

И меня посещает дерзейшая мысль: а донесёт он до гостиницы? Это ведь пара километров… Коварно улыбаясь в ключицу Дьаара, начинаю объяснять маршрут.

Дьаар лошадь, а не волк: доносит, не запыхавшись. Кажется, у него ни капельки пота не выделяется. Это вообще как? Я не настолько пушинка. И получается, если они такие сильные… да женихи могли меня по городу до полусмерти уходить!

Изумлённо разглядываю поставившего меня на крыльцо Дьаара. Он усмехается:

— Впечатлил?

— Даа, — тяну я. — Это действительно мощно.

Касаюсь его лба, пробираюсь пальцами за воротник рубашки, ныряю под мышки и ощупываю спину под пиджаком: сухо. Ни капли пота. Снова заглядываю в лицо.

— Сильнее меня только отец, но когда его время придёт, и мы с братьями сойдёмся на арене, чтобы определить следующего вожака, не будет иметь значения, к какой линии наследия я принадлежу. Будет важна только сила, и её у меня достаточно. — Дьаар притискивает меня к себе, и дыхание перехватывает. Я точно пойманная бабочка. — Прекрасная жрица…

Он очерчивает мои губы пальцем. Резко меня наклоняет, заставляя судорожно вдохнуть, и припечатывает вдох поцелуем. Ласка губ и языка Дьаара подавляет, каждое движение, пока он выпрямляет меня, полно желанием подчинить, завладеть, навсегда сделать своей. И от этого жутко, но где-то внутри — тревожно-приятно. С ним не придётся думать, не придётся решать, он будет стеной и опорой, он навсегда определит, как мне жить…

И это ощущение, этот прочувствованный посыл вынуждает задуматься: а чего я хочу от брака? Чувство защищённости и детей — это да, но что помимо этого?

В номере, свернувшись калачиком, касаясь припухших от яростного поцелуя губ, я снова пытаюсь понять, кто станет лучшим мужем. Но даже когда лиловый свет заката проползает сквозь щель между штор, я не знаю ответа на этот вопрос.

По-прежнему не знаю.

Просыпаюсь я раньше, чем надо для сбора на свидание. Последнее свидание, после которого ждёт сражение на арене.

От нечего делать включаю новости, но Сумеречный мир не радует: преступления, политические дрязги, мрак-мрак-мрак… И даже на супер-пупер кабельных каналах посмотреть нечего: фильмы все не сначала, и не понять причин их беготни, слёз и смеха.

Отбросив пульт, наблюдаю в окно, как на город опускаются сумерки, а он в отместку им зажигает огни.

— Не спишь? — уточняет Ксант.

Вздрогнув, оборачиваюсь: он стоит, склонив голову набок и сунув руки в карманы.

— Разве не заметно? — сипло отзываюсь я.

— Ты не двигалась, не моргала и не заметила, как я подошёл. Это очень похоже на сон с открытыми глазами.

— Я просто думала… Как считаешь, кого мне выбрать?

Ксант усмехается и качает головой:

— Это, красавица, ты должна решить сама. А то не срастётся с мужем, и я виноват останусь.

— Но я не знаю, кого выбрать, — в голосе прорываются слёзы.

— Мысленно выбери любого и прислушайся к себе. Если понравится без возражений, его и хватай. А если что-то не то, выбирай следующего. И так пока женихи не кончатся.

— Ты так же себе женщину искал?

Снова усмехнувшись, Ксант разворачивается к двери:

— Собирайся, девочки ждут свою любимую куколку.

А я думала, он посоветует Ариана…

Маленькое чёрное платье, чулки с кружевами, манто из чернобурки, ожерелье и серьги с жемчужинами, словно маленькие луны… какое это имеет отношение к Лерму и его стае? Какая-то дисгармония в этом наряде, в отличие от чутко подобранных к женихам предыдущих.

Но отражение шикарное. Главная по красоте с умилённым выражением поправляет петельку волос в коконе.

— Прелесть ты наша, как жаль, что у тебя так мало женихов.

Да мне и столько много.

— Спасибо, — привычно благодарю я отражения девушек, и меня выводят на крыльцо.

Ариан отталкивается от белого кабриолета и идёт навстречу. Колени дрожат, дрожь пробегает по всему телу. Улыбаясь, я вкладываю руку в ладонь Ариана. Он целует кончики пальцев, обхватывает меня за талию и ведёт за собой.

— Но… — шепчу я, мелко переступая на шпильках, — Лерм…

— Решил, что ему ничего не светит, и отказался. Но ты уже такая нарядная и столик заказан, зачем усилиям пропадать. Ты ведь не против? — последнее он спрашивает практически в ухо, и я задыхаюсь от волнения.

— Не против, — голос дрожит, — конечно, не против. Очень даже за, было бы жаль, если бы меня столько красили и наряжали напрасно.

Великолепное он придумал оправдание для нашего свидания.