Анна Замосковная - Волчица лунного князя

С каждой секундой становится всё страшнее.

Велислава затягивает у меня на талии длинный расшитый бисером и жемчугом пояс.

Сердце гудит от волнения, от ощущения, что приближается что-то страшное.

Взяв меня за руку, Велислава направляется к выходу, увлекая за собой.

Мы проходим по коридору, озарённому ярким лунным светом.

Никого нет. Тишина. Будто вымерли все.

Спускаемся по винтовой лестнице. Её озаряют зеленоватые фосфорные светильники, и их сияние придаёт гладким ступеням и стенам потусторонний мертвенный вид.

Холод вытесняет накопленный в бане жар, и вскоре я начинаю дрожать. Запоздало сожалею, что не стала считать ступени — это хоть как-то отвлекало бы от ожидания.

Босым ногам всё неуютнее касаться леденеющих ступеней.

Смело шагающая впереди Велислава в зеленоватом сиянии кажется призраком.

Когда я уже трясусь от смеси холода и страха, мы выходим в короткий коридор, завершающийся двойной дверью с рельефным изображением оскалившегося волка. Дверь, кажется, медная, и пылающие по бокам факелы рассыпают по отполированным зубам и страшной морде золотистые блики.

Останавливаюсь. Но Велислава тянет вперёд.

— Вы ведь меня не убьёте? — шепчу я.

Уголок её губ дёргается в полуулыбке. В несколько ловких рывков Велислава подводит меня к двери и толкает створку ладонью. Половина морды уходит в горячий влажный сумрак.

Запихнув меня внутрь, Велислава захлопывает створку и, судя по звуку, запирает.

Просторное помещение озаряется лишь четырьмя тусклыми светильниками, расположенными по далеко отстоящим друг от друга углам. Оглядываюсь, но почти ничего не вижу из-за полумрака, усиленного паром или туманом, стелящимся по кафельному полу.

— Выпустите, — шепчу и стучу по двери.

И шёпот, и стук звучат неожиданно громко. Я застываю. Гул сердца становится оглушительным.

Из клубов пара высовывается громадная тёмная морда. Волк размером с меня. Он приближается. На его губах и груди масленно блестит кровь, капает с него.

Дыхание перехватывает, я вжимаюсь в дверь. Хочется взмолиться «Не убивай», но голос не слушается. Запах крови расползается вокруг.

В глазах гигантского волка вспыхивают луны.

Так… это Ариан? Если он, то у него на меня, кажется, не гастрономические планы.

«Спокойно, — приказываю себе. — Это проверка. Это просто проверка».

Волчища медленно приближается.

Если это Ариан, почему он такой тёмный?

Дрожь зарождается в кончиках пальцев, сердце леденеет от страха. Надо думать быстрее, пока совсем от ужаса не обезумела.

Я на испытании. Мне надо проявить почтение… Поклониться, что ли? Тогда зачем он такой тёмный и в крови?

Вглядываюсь в волка с сияющими глазами… да он грязный! Просто грязный, будто в луже искупался. А потом ещё о грязь потёрся и всю лужу собой просушил. А после задрал овечку. Смотрю на лапы: а между ними в полу дырка, будто слив.

Испытание на чистоту и почитание.

— Тебя что, помыть надо? — сипло уточняю я.

На грязной морде появляется подобие однобокой ухмылочки.

Сползаю по двери. Нервно хохочу.

Изверги. Мистификаторы… Цензурных слов нет, чтобы выразить всю степень моего негодования.

Остановившийся в паре шагов от меня Ариан сгибает переднюю лапу, из-за этого его огромная фигура выглядит игриво.

Хохотнув, поднимаюсь, смело шагаю в тёплую влажность пара. Всего несколько шагов, и я оказываюсь у невысокой печи с раскалёнными камнями на верхней плоскости. Рядом — вёдра. Иду дальше. Вдоль стены расположен резервуар с холодной водой. И снова вёдра. Ещё дальше — лежак, ковши, расчёски и… шампуни собачьи — целая шеренга из двадцати флаконов. Чтобы шерсть была шелковистой и легко расчёсывалась.

Оборачиваюсь: бесшумно следовавший за мной Ариан по-волчьи ухмыляется.

— Так вот кто тебя моет, — щурюсь я. — И что, ради каждой церемонии приходится так пачкаться?

Мне удивительно легко сейчас. Ариан шумно вздыхает и опускает морду. Зато теперь понятно, почему Велислава отказалась переносить ритуал, потому что к нему всё — то есть Ариан грязный — готово.

— Ладно, грязнуля, подставляй шкуру, пока я добрая.

Ариан опускается на пузо и, вытянув лапы, кладёт на них узкую морду. Умильно смотрит на меня снизу. Просто сама невинность.

Вздохнув, отправляюсь набирать воду. Не удивлюсь, если эти садисты не выпустят меня, пока не отмою мохнатое его лунейшество.

Мыть волка размером с корову не такое уж лёгкое занятие. Особенно если у тебя не водопроводная вода, а печка и тёплую воду надо сначала навести в ведре, потом выливать на мохнатую тушу.

— И шерсть у тебя слишком длинная, — ворчу, выдавливая на холку второй флакон собачьего шампуня-кондиционера. — Не мог купить шампунь, который мылится получше?

Жиденькая пена мгновенно темнеет от остатков грязи и крови. Просто удивительно, как сильно можно измазаться при желании, даже поливание водой почти не смыло с длинношёрстой шкуры песок и глину.

— Мог бы по-дружески и не так сильно пачкаться, — продолжаю ворчать я.

Наглая мохнатая морда обращает на меня жалобный взгляд.

— Молчишь, — бормочу, взмыливая бархатистую шерстку на лбу и носу. — Ты меня чуть до инфаркта не довёл, зверюга бессовестная.

Ариан совсем по-человечески жалобно вздыхает.

— А если потенциальная жрица отказывается тебя помыть, кто твою шкуру драит?

Тяжкий вздох становится мне ответом.

— Неужели сам полощешься? — Скребу грязной пеной мягкий подбородок, щёки, шею. Ариан смотрит жалобно. — Или уже прошедшие ритуал жрицы помогают?

Подняв ведро с заготовленной тёплой водой, выплёскиваю всё содержимое на морду. Наслаждайся! Ариан фыркает, мотает гигантской побелевшей моими стараниями башкой, но терпит.

— Можешь уменьшиться? — интересуюсь я. — У меня руки отвалятся всего тебя намыливать несколько раз.

Он опять лишь жалобно смотрит. Удобная эта звериная форма: можно не отвечать.

— Чудовище, — бормочу я, но послушно беру новый флакон шампуня. Чудо немецких зоотехнологий обещает бережный и экологичный уход за шкуркой моего питомца. И меня разбирает нервный смех. — Как хоть вы додумались до такого посвящения? И ничего, что шампунчик из Сумеречного мира?

Так смешно, что живот сводит. Опустившись на колени возле моего князя, тиская его намыленную холку, смеюсь в голос. Кажется, меня запугали до истерики, только она как-то поздно пришла.

— И зачем меня мыли? Я же теперь вся грязная…

Обернувшись, Ариан утыкается мордой мне в бок, подныривает носом под руку, проскальзывает по мокрой груди и смачно облизывает щёку языком. А язычище у него такой — всё лицо за раз обмахнуть можно. И это тоже почему-то кажется смешным. Снова по щеке будто пробегается влажная щётка.