Стелла Вайнштейн - Жена Лесничего

Но и Чармейн поняла что-то важное о самой себе. Ей сейчас больно. Пусть она готовилась к грубости со стороны Тейла, все-таки не говорят мужчинам о соперниках, но его слова задели ее самые слабые места. Сумели проникнуть внутрь, растечься зеленым ядом по жилам.

И тут ей захотелось отомстить. Заставить считаться с ней.

Она ничего не ответила Тейлу, только продолжала смотреть прямо в глаза с жутким оскалом. А мысленно представляла, как дунет в него из трубочки — главное оцарапать, серебро доделает остальное, так папа сказал. И не будет больше Тейла с его издевательской улыбочкой. Исчезнет угроза ребенку, а с ней и тревога по поводу будущего. Чармейн отомстит за свои обиды…

Чармейн смотрела на Тейла и выбирала место, куда бы прицелилась — прямо в наглые глаза или может в живот или грудь, так понадежней будет.

Чармейн представила, как торжествующе встанет над бездыханным телом Тейла. И тут ей стало тошно, потому что мертвые глаза и бессильно раскинутые руки нарисовались с жуткой яркостью.

Не будет больше лесного короля. Юстас сможет вернуться через пещеру, если никто не займет место стража. И Кувшинка останется совсем одна. Будет оплакивать брата на озере у хижины заунывной песней при свете звезд. И Чармейн будет иногда вспоминать ее. Особенно лучистый взгляд, полный жажды жизни, когда он оборачивался к ней, увлекая за собой в чащу леса.

Вся вина Тейла в том, что он не любил Чармейн. Этого недостаточно для смертного приговора.

Эльф поморщился и устало потер переносицу. Вновь протянул ей руку предлагая помощь выбраться из ручья.

— Не пойму, почему я сказал эти ужасные вещи. Ты умеешь вывести меня из равновесия. Если хочешь продолжать жить во лжи, то свободна в своем выборе. Только однажды, Чармейн, ты придешь ко мне по собственной воле, и я припомню твои слова.

Она наконец выбралась из ручья. Тейл подошел и принял у нее из рук труп волка. Бережно, без всякой брезгливости. Прижал к груди, сказал короткое прощание вольному духу животного и растворился меж деревьев.

Чармейн осталась одна в студеной луже, измазанная грязью, воняющая протухшим мясом. Она чувствовала себя отвратительно. За некрасивое сравнение с Дэмиена с Тейлом, за кровожадные мысли, которые больше подошли бы Юстасу. А еще больше, потому что ей захотелось окликнуть Тейла и пройти вместе с ним по тропинке.

И это было ужасней всего. Предательство по отношению к мужу, даже мысленное отзывалось ноющей болью во всем теле. Она не достойна лесничего.

Придумать бы что-то загладить вину… Нет. Хватит идти дорогой лжи. И так она слишком долго скрывала замыслы родителей. Дэмиен должен знать все, а затем принимать решение с открытыми глазами. Как сказал Тейл — «свободна жить во лжи?». Он ошибается, Чармейн так жить не будет.

Она направилась к хижине, раздираемая сомнениями. И вдруг на одном из поворотов тропы почуяла как внизу живота толкнулся ее малыш. Она села на траву, прижала ладонь к низу живота и замерла от счастья. Мир больше не казался большим и полным несправедливостей. Щеку ласково гладили косые лучи солнца, под ладонь стелилась мягкая трава. На ее плечо присела птичка и завела долгую трель, сложную и заливистую. Малыш толкнулся опять — легонько, будто бабочка хлопнула крылышками.

Как вдруг, солнце за сомкнутыми веками перекрыла тень. Чармейн дернулась, открыла глаза и увидела над собой лицо с большими карими глазами, полными губами и мощным подбородком. Дэмиен! Она еще не привыкла к нему без бороды.

— Пойдем, бельчонок. Нам нужно срочно встретиться с лесничим Ахтхольма.

— Что случилось? Раньше ты не говорил о нем ни слова.

— Ему нужна наша помощь.

Вирохльм и Ахтхольм, города братья. По преданиям, оказались за завесой одновременно. Лес одарил обоих каменными домами, плодородными полями, долгой жизнью в относительном здравии. Взамен — договор. Его каждый ребенок знал с детства и мог рассказать наизусть, благо пунктов немного. В обязанностях: назначить лесничего в лес, никто не ходит в лес без разрешения, о увиденном там молчать. Причинять вред друг другу и природе запрещалось, как и носить оружие. Последний пункт Чармейн нарушила, пусть и частично. Трубка и стрела по разным шкатулкам пылятся на верхней полке в хижине.

В остальном — полная свобода. И тут два города пошли разными путями. В Вирхольме чтили христианство. Ходили по воскресение на мессу, соблюдали заповеди, отмечали праздники. Уважение к лесу проявлялось в украшении домов и одежды. Пусть вера перестала занимать центральную часть жизни, но отступиться от нее казалось кощунством. Тем более, что нынешняя привольная жизнь в сытости и богатстве считалась Вирхольмцами наградой за праведную жизнь.

В Ахтхольме — наоборот. Христианство отринули полностью, а за божество стали чтить Хозяина леса. Пели ему песни, приносили жертвы, устраивали летние празднества. Молодые девушки с венками из лент водили хоровод подле опушки, оставляли корзины полные даров. Мечтали о встрече с фейри.

Чармейн мало, что знала об Ахтхольме. В привезенных из-за черты книгах говорилось, что между странами разной веры, бушуют кровавые войны. В маленьком защищенном мирке два города после ссоры порвали дружественные связи. Каждый был уверен в своем превосходстве над другим.

Шли года, Вирхольм благоденствовал. Пусть не рос, каждый ребенок рождался взамен ушедшего взрослого, но жизнь кипела, лавочки ломились от товаров. Ахтхольм же по слухам постепенно пустел и затухал. Вирхольмские шептались, что дело в отступничестве от веры.

Чармейн раньше не задумывалась о городе-близнеце и принимала на веру то, что говорили дома. Но сейчас ей стало интересно в чем же дело? Отчего Ахтхольм пришел в упадок? Хозяин леса действительно существует и ему должно быть приятно уважение и внимания. Все должно было бы случиться наоборот…

Дэмиен шагал вперед, ловко орудуя посохом, почти не хромая. Чармейн ускорила шаг, чтобы идти вровень с мужем. Она нашла его мозолистую ладонь и вложила свою. Пока они шли вдвоем по лесным тропам, она рассказала все новости, утаив только бархатную шкатулку.

— Вижу Тейл все не угомонится. А со мной поговорить лицом к лицу так и не отважился.

Чармейн поняла, что муж сказал это слушавшим их ушам, а не ей, и тихонько хихикнула про себя. Ей сразу стало легче. Одним секретом меньше. Она прижалась к нему и сказала:

— Вечером напомни мне, я хочу тебе кое-что показать.

Дэмиен поднял одну бровь, с усмешкой ответил:

— Я весь в предвкушении.

А Чармейн залилась краской. Разговор обещал быть неприятным. Трубка и стрела мужу не понравятся. Но он должен о них знать и плохого не посоветует.

Дэмиен шел вперед будто дорога была ему хорошо знакома. Чармейн же видела эту часть леса впервые. Черта привычных лиственных и хвойных деревьев закончилась резко, будто отделенная невидимой чертой. Впереди простиралась каменистая местность красноватого оттенка. Повсюду росли странные деревья, будто высокая трубка выпустила на разной высоте коленца как у подсвечника, а сверху каждое коленце увенчалось пучком иглообразных зелёных листьев. Заметно похолодало, небо стало свинцовым, тучи теснили друг друга, начал идти пушистый белый снег.