Стелла Вайнштейн - Жена Лесничего

Гостье действительно неуютно с ними. Чармейн еще не могла понять в чем причина — может она смотрит на нее и видит Юстаса, или же дело совсем в другом…

Чармейн погладила взбрыкнувшего малыша, спустила ноги на пол. Обернулась на Дэмиена — он крепко спал, волосы разметались по подушке, красиво очерченный рот расслаблен. Чармейн не удержалась и легко поцеловала его в мягкие губы. Муж глубоко вздохнул и перевернулся на бок.

Чармейн помогла Милисент и через несколько мгновений они уже сидели вдвоем за столом и пили горячий отвар с медовым печеньем. Чармейн очень хотела спросить о Юстасе, но не знала с чего начать разговор и между ними воцарилось неловкое молчание, нарушаемое резким чириканьем ранних птах за окном.

— Милисент…

— Чармейн…

Обе заговорили одновременно. Посмотрели друг на друга и рассмеялись, разряжая обстановку.

— Я хочу попросить прощение за поступок брата, но еще больше за то, как моя семья отнеслась к тебе после этого.

— Почему ты просишь прощения? Ты ни в чем не виновата…

— Это не совсем так. Я делала вид, что поддерживаю версию отца, хотя на самом деле… Я боялась сказать правду.

Милисент хмыкнула, отпила маленький глоток.

— Тогда мы в одной лодке. Я ведь тоже молчала все это время.

— Так расскажи. Я тут, слушаю.

— С чего бы это ты захотела узнать, что со мной случилось? Неужели решила воспользоваться моей доверчивостью и выпытать еще детали, чтобы потом весь Вирхольм их с удовольствием перемалывал? Я уж поверила, что на самом деле в лесу нужен лесничий, а самом деле все ваша семейка Пауерс не дает мне покоя.

— Прекрати Милисент! Если не хочешь, не говори, это действительно не мое дело. Но не смей ставить под сомнение слово Дэмиена! Он бы никому не позволил причинить тебе вред.

— Мужчины слепы по отношению к желанной женщине.

— Не Дэмиен, он любит с открытыми глазами.

Мужской голос со стороны кровати прекратил их перепалку.

— Девушки, меня не стоит обсуждать с самого утра, да еще на повышенных тонах. Милисент, закон гостеприимства в лесу еще никто не отменял. Неужели ты думаешь, что лес позволил бы тебе войти за черту договора ради глупых сплетен? Чармейн, милая, твои слова лестны, но я в защите не нуждаюсь.

Дэмиен встал с кровати. Из-за присутствия посторонней он был в чистой дневной одежде, хотя обычно предпочитал спать нагишом. Дэмиен не понимал пристрастия Чармейн ночевать в уютной ситцевой сорочке в пол. Когда он обнимал ее перед сном, то всегда тихо ругался, пока поднимал складки, чтобы добраться до горячего тела жены.

Милисент потупилась, как всегда в присутствии Дэмиена. Ее вспышка прошла, щеки окрасились румянцем. Чармейн поймала себя на ревности — Дэмиен мог действовать на душевно раненых девушек как наркотик, она знала это на собственном опыте. Кажется Милисент подпала под чары искренней заботы исходящей от хозяина дома. Лучше ей не жить под одной крышей с женатой парой.

Милисент чувствовала себя потерянной. Ей казалось уйти в лес от людей, значит сбежать от гложущей тоски. Но и в хижине лесничего она столкнулась с той же острой невозможностью принять себя и других. Может Чармейн действительно спросила из участия, но Милисент давно не верила в добрые намерения людей, тем более из семьи Пауерс.

Может быть тут на природе она сумеет забыться целительным сном, не просыпаться от кошмаров, не вздрагивать от резких звуков. Милисент сама еле выносила то раздражительное злое существо, в которое превратилась в последнее время. Ей нужно в свою забиться в свою щель, ни с кем не общаться и уже тем более не мозолить глаза слащаво-милующейся семейной паре.

После завтрака Чармейн и Дэмиен понимающе переглянулись, будто они знают что-то, не доступное Милисент. Она чувствовала себя чужой, виноватой, да еще будто жгло под ребрами с левой стороны. И больно и будто тянет куда-то. Милисент и так ощущала себя не на своем месте, а сейчас с трудом сдерживала слезы и от этого становилась еще злее.

Чармейн наспех заплела волосы медового цвета и Милисент заметила рыжую поросль на ушах девушки. Она должна была испугаться, но наоборот успокоилась. Если Чармейн стала похожей на фейри из легенд, то значит в ней осталось меньше человеческого. Может, ей и вправду не нужно разжигать городские сплетни.

Уши Милисент запомнила. Шерсть на ушах это оружие. Полезно отмечать то, что окружающие стараются скрыть.

— Давай ты, — сказал Дэмиен и Чармейн согласно кивнула. Повернулась к Милисент и спросила.

— Готова к первому заданию?

Чармейн потянулась за котомкой, Дэмиен помог ей одеть лямки на плечи. Из-за тяжелого живота Чармейн было неудобно наклоняться к полу.

— Готова, конечно, — ответила Милисент, стараясь сдержать дрожь в голосе. — А что за задание?

И началось. Быстрый бег по оледеневшей траве. Чармейн вовсе не запыхалась, только щеки порозовели, даром, что живот должен был сделать ее неповоротливой. Милисент часто дышала, направив все силы, что бы не отставать. Хоть жжение под ребрами стало полегче.

Чармейн бежала по ведомому ее курсу, ныряя под кустарник, сворачивая к каменистому берегу реки. Иногда она замирала, прислушиваясь, затем жестом указывала Милисент дорогу.

— Посмотри! — Милисент не удалось сдержать удивленный крик.

Они как раз проходили мимо векового дуба, нынче щедро украшенного покрывалом инея. На нижней ветви в ледяных туфельках стояла юная девушка в одеянии из белоснежных перьев, сверкающих снежинками. Милисент забыла обо всем на свете, разглядывая тонкие черты девушки (или фейри?), белые волосы до пят, развевающиеся на ветру, большие глаза цвета незабудок. И рога, ветвистые, оленьи, короной венчавшие головку. Девушка разглядывала их сверху, ничем не выдавая своего присутствия. Если бы Милисент не задирала голову, стараясь вобрать в себя как можно больше окружающих чудес, они бы ее никогда не заметили.

Чармейн тоже остановилась как вкопанная.

— Я ее не знаю, — прошептала она в изумлении.

Белокурая фейри в ветвях повернулась к Милисент, погрозила ей пальцем. Проворно перебирая ногами, залезла на вершину дуба и там ее будто сдуло ветром. Милисент готова была поклястся, что фейри превратилась в туман.

— Кто она?

Чармейн пожала плечами.

— Мы опаздываем, скорей.

Но от Милисент не укрылся нервно подрагивающий уголок губ и неуверенность во взгляде лесничей. Милисент остро чувствовала чужую перемену в настроении. Она отметила для себя скрытность Чармейн, поставила галочку в отрицательной графе, вместе с утренними допросами. Похоже подругами им не стать. Что ж, Милисент ищет не подругу, а спасительное одиночество.

Они прошли мимо трухлявой липы с большим дуплом. Чармейн заглянула в него и нахмурилась.