Екатерина Гичко - Тяжесть слова

Мачеха, наоборот, женщина волевая и, наверное, смогла бы поднять имение, но в силу ограниченного образования, которое получали все девочки, ей просто не хватало знаний. Отца любит с юности. Говорят, по молодости он был редким красавчиком. Она постоянно изводится ревностью, к слову сказать, не беспричинной. Отца по любви своей ненавидеть не может, зато изводит злобой меня.

Среди сестер я третья по возрасту. Самой младшей пятнадцать лет. Я не сказала бы, что они действительно злые, ну, кроме Ларионы. Они ласковы со слугами, скромны, получили достойное для женщины высшего сословия образование, добродетельны… Просто воспитывали их с мыслью, что я — дрянь, из-за которой в семье разлад идет. Для них я плохая. А оценивать ситуацию по-другому они не пытаются. Это у них от батюшки. В свое время они выйдут замуж и будут вести спокойную размеренную жизнь хозяйки дома.　

Увлеченная своими мыслями, я не услышала шагов, поэтому появившийся из-за угла мужчина стал для меня неожиданностью. Четвертый сын герцога Омаского, Ариаден. Сердце тоскливо екнуло, и обида на мачеху опять пустила свои ростки. Он остановился и растеряно посмотрел на меня. Тоже не ожидал этой встречи. Какой он все-таки! Высокий, светловолосый, с приятным мужественным лицом, стройным станом и мягким взглядом голубых глаз. А я неожиданно вспомнила о своем внешнем виде. Выгляжу как разбойница. В сапогах и штанах, свободной, местами порванной и измазанной зеленью рубахе, с кое-как заплетенной косой. Я смутилась, он тоже как-то смущенно потупился и отвел взгляд. Чувствуя эту неловкую атмосферу, я поспешила откланяться и удалиться. Но когда уходила, лопатки жег его взгляд.　

У входа в комнату меня поджидала служанка. Она метнула на меня взгляд, испуганно поклонилась и убежала. Ясно, мачехе побежала докладывать. В комнате я тут же скинула сапоги, разделась и вытащила ночную рубашку. Я только успела ополоснуться в тазу и одеться, как в спальню влетела мачеха.　

— Ах ты дрянь! — выплюнула она. — Неблагодарная тварь! Ославить нас перед всеми хотела!　

Это была уже полноватая, слегка подурневшая блондинка с глубоко посаженными голубыми глазами. Я тяжело посмотрела на нее и сухо обронила:　

— Может и хотела.　

Терять мне уже нечего. Глаза мачехи возмущенно округлись.　

— Мы тебя вырастили, вскормили, а ты еще нам репутацию испоганить хочешь своими капризами?! Да ты одним своим появлением нам уже срам причинила.　

— Со срамом это к батюшке, — ядовито ответила я.　

— Дрянь, — тихо и зло протянула мачеха. — Граф Ротрийский оказал большую честь, согласившись взять тебя в жены. Ты должна быть нам по гроб жизни благодарна, что мы тебя так хорошо пристроили.　

— Так по гроб только и получится, — рассмеялась я. — У Женоеда никто подолгу не живет. Каково это человека на смерть верную продавать, а? Небось там, на том свете вам это зачтется.　

Она покрылась белыми пятнами и метнулась ко мне, замахнувшись рукой.　

— Как ты с матерью говоришь!!!　

Я перехватила ее руку и, уже просто кипя от ярости, со всей силы отшвырнула от себя. Она глухо бухнулась о дверь и вскрикнула больше от испуга, чем от боли.　

— Ты ничего не сделала, чтобы быть мне матерью! — заорала я. — Ты просто злобная старая лицемерная крыса! Не смей никогда поднимать на меня руку! Следующий раз я просто тебя убью!　

— Ты смеешь мне угрожать? — испуганно и возмущенно просипела мачеха.　

— А мне есть, что терять? — делано удивилась я. — Меня продают за старого извращенца, убивающего своих жен. Чтобы я сдохла так же, как и его жены. Чего мне еще бояться? Тебя? Да что ты сделаешь?! Убьешь меня? Ну так давай, убивай. А от Женоеда потом своими дочерьми будешь откупаться. Кем откупишься, над тем через полгода и поплачешься. У него же жены дольше не живут.　

Лицо мачехи побелело как полотно, челюсти плотно сжались. Кончились годы терпения, получи, что вырастила.　

— Отец с тобой разберется, — словно яд выплюнула она и резко вылетела за дверь.　

— Ага, как же! — издевательски проорала я прежде, чем дверь захлопнулась.　

Я обессилено опустилась на кровать. Меня всю трясло. Это была первая стычка с мачехой, где я полностью перестала себя сдерживать. Я не ощущала себя победившей, но мне стало чуточку легче. А то, что отцу пожалуется, пускай. Ему всегда было все равно, что происходит между его женой и третьей дочерью. Бабьи разборки — это не для него. Я устало повалилась на покрывало и закрыла глаза. Сегодня был слишком насыщенный тяжелыми впечатлениями день. Я перевернулась на бок, заворачиваясь в покрывало, и провалилась в сон.　

Глава 2

Мне снилась зеленая трава. Я лежала на ней. Голая. На правой руке серебряной нитью поблескивал браслет. Надо мной нависало тело чернохвостого нага. Он мне улыбался, нагло, нахально, проводя кончиком языка по своим губам и клыкам. Мне почему-то не было страшно. Он наклонился ниже. Черный водопад волос, как занавеси закрыл весь остальной мир. А есть ли он во сне, остальной мир? Он склоняется все ниже и ниже. Я уже могла различить его неуловимый в цвете радужки зрачок… Сон смазался и поблек.　

— Госпожа, проснитесь.　

Я с трудом открыла глаза. Рядом с постелью в ряд стоят три горничные. На стуле лежит очень красивое голубое платье с изящной, на тон темнее, вышивкой по вороту, краю рукавов и подолу. Я удивленно посмотрела на него. Такой красоты в моем гардеробе никогда не было. Нет, я не ходила в жалких обносках. Мачеха заботилась о репутации семьи, поэтому все ее члены одевались достойно, в том числе и я. Но все мои наряды отличались скромностью как в крое, так и в выборе тканей.　

— Госпожа, скоро завтрак, нам нужно привести вас в порядок, — поторопила та из горничных, что будила меня.　

В порядок привести? Для этого мне как-то раньше и одной помощницы за глаза хватало. Правда, через несколько секунд до меня все-таки дошло. Жених, похоже, уже здесь и будет присутствовать на завтраке. Конечно же, я должна произвести на него впечатление и быть просто неотразимой. Наведением "неотразимости" займутся горничные, а красивой оберткой послужит платье.　

Я нехотя встала и отдалась в чужие руки. Для начала меня сопроводили в соседнюю комнату и погрузили в ванную. Я не сопротивлялась, блаженно нежась в чуть горячей ароматной воде. Казалось, за эти полчаса чистого восторга я отдохнула больше, чем за всю ночь. Волосы тщательно промыли, вычистив из них всю ту труху, что я успела вчера собрать в лесу.　

После омывания меня стали натирать какими-то маслами. Некоторые были из них настолько пахучи, что мой чуткий нос не выдерживал, и я чихала. Пока одна девушка умащала мое тело, две другие разбирались с длинными волосами. Их аккуратно сушили и втирали в них что-то, пахнущее цветами.