Анна Замосковная - Иномирянка для министра

Я мог убить виновного.

Мог уничтожить врага родины.

Но обречь на смерть девушку… Осознанно… Жить с ней, делить постель, смотреть в глаза и понимать, что моё проклятие неумолимо её убивает. И так год или два… в непрестанном ожидании смерти.

Жениться на преступнице? Нервно фыркнул: я первый министр Алверии и не могу так позорить страну.

Я тёр, тёр и тёр размыкающийся браслет.

Невыносимо.

Шесть лет я занимал пост министра внутренних дел, не пора ли остановиться?

Конечно, я собирался служить до старости, но… Настолько ли я хороший министр, чтобы ради сохранения должности убивать ни в чём не повинную женщину?

Неужели никто, кроме меня, с управлением не справится?

Император говорил, я единственный подходящий длор, но…

Настолько ли я достоин?

Я поморщился.

Война с Галлардией меня выматывала, хотя я не военный министр: с каждым днём напряжение в стране усиливается, не хватает рабочих рук, растёт преступность. И от бесконечных собраний министров, обсуждений, изучения документов, консультаций, бессонных ночей за работой голову словно окутал дым. Разум задыхался. Впервые со смерти Талентины я желал знака, какого-нибудь небесного подтверждения правильности выбранного пути.

Я просто тешу свои амбиции?

Или нужен стране?

Имею право уйти с поста в столь трудный для родины час?

В праве ли отбирать жизнь, чтобы остаться?

Я думал об этом год. Думал по-разному. И ответа не нашёл.

Быть палачом я не желал.

Но оставить пост, кроме которого в моей жизни ничего нет?..

В мысли ворвался крик. Карета дёрнулась. Хрустнула пробитая стенка.

Что-то твёрдое, пройдя сквозь неё на уровне моего горла и груди, намертво придавило меня к спинке сидения. Это были рога.

Сдавленную шею жгло, воздуха не хватало.

Кричала охрана.

Нападение!

Кто посмел?! Вспышка собственной магии хлестнула по нервам, я охватил пространство вокруг кареты кольцом чёрного пламени и замкнул неизвестного врага.

Пять торчавших из стенки рогов задёргались, притискивая к сидению ещё сильнее, удушая. Родовая магия вдруг отказалась пропустить меня в тень.

До истечения срока ещё шесть дней! Почему она предаёт сейчас, когда так нужна?

Схватившись за рог, я попытался оттеснить его от горла.

Будь прокляты условия владения и наследования! И магия, которая предаёт в самый неподходящий момент! Даже чёрное пламя снаружи погасло.

Отталкивая рога, я вдруг осознал, что сейчас могу умереть. Вот так, просто…

Сквозь крики охраны донёсся знакомый голос:

— Не стреляйте! Это случайно получилось! Я ничего плохого не хотел… Это… я не виноват!

Я выдохнул.

Рога со скрипом убрались наружу.

— Министр, прости! — голосил на улице один, цензурно его не назовёшь, изобретатель.

У меня резко, до звона в ушах заломило виски.

Только этого чуда не хватало.

И это знак, о котором я мечтал?

«Знак» продолжал уверять:

— Я правда не виноват, это… У меня рука дрогнула.

Он вроде умный, а оправдания у него всегда глупые. Лаборатория взорвалась — рука дрогнула. Все книжные полки в библиотеке по цепочке упали опять же потому, что рука дрогнула.

И меня чуть на рога своей химеры не нанизал из-за дрогнувшей руки!

Напомнив себе, что император обещал опекать эту ходячую неприятность, я опустил рукав на браслет, ударом распахнул дверцу и выскочил на запруженную улицу.

Офицеры сопровождения сдерживали любопытных прохожих. Несколько держали на прицеле Лавентина, но я дал отмашку, и они опустили пистолеты.

Шестилапая коричневая вся в рогах химера, чуть не превратившая меня в труп на шампуре, потупила восемь глаз.

В двуколке за её спиной лохматый Лавентин чесал затылок. Робко улыбнулся:

— Прости, я не хотел…

Горло болело, я хрипло отозвался:

— Не хотел меня убить? Не верю. Твои действия, знаешь ли, квалифицируются как государственная измена.

— Это случайность.

И сидел он весь такой наивный, глазками светлыми хлопал. Беззаботный, никем не проклятый, почти вольный в выборе спутницы жизни…

Во мне полыхнул гнев:

— Слезай!

— Но я тороплюсь…

— Слезай немедленно! — я стиснул кулаки. — Сию секунду!

Он слезал, а я отчитывал:

— Ты чем думал, когда на своей зверюге нёсся сломя голову? Ты меня чуть не убил, понимаешь? Два сантиметра левее — и я был бы трупом!

— Прости…

— У трупа моего ты бы тоже прощения просил? А в суде что делал? Как бы оправдывался?

— Как обычно, — тихо отозвался Лавентин.

И я вздохнул, накрыл глаза ладонью, покачал головой.

Он когда-нибудь повзрослеет?

Сквозь свои размеренные вдохи я слушал рокот голосов. Конечно, не каждый день посередине улицы министр внутренних дел устраивает выволочку зарвавшемуся длору.

Надо это чудо уму разуму учить. Я опустил руки и приказал:

— В тюрьму.

— Что? — захлопал ресницами Лавентин.

— В тюрьму ты сейчас сядешь. Дня на три, — немного хрипло пояснил я. — А если к концу этого срока не отучишься твердить «не виноват», то на все шесть.

— А потом? — Лавентин моргнул.

Иногда казалось, он обладает магией очарования, хотя наследовать её не от кого. Я тряхнул головой, избавляясь от желания простить это великовозрастное дитя, и отчеканил:

— Если не исправишься, то даже если я уже не буду министром, ты продолжишь сидеть в тюрьме.

Подумав, Лавентин ошеломлённо уточнил:

— Разве тебе не на ком жениться? Совсем никто не хочет?

Тут не только офицеры сопровождения и прохожие, но вроде даже камни мостовой прислушиваться начали.

— Я не хочу. — Я схватил Лавентина под локоть. — Всё, поехали в тюрьму на перевоспитание.

— Но я тороплюсь.

— Ничего, дела подождут.

— Это правда срочно, мне надо в патентное бюро изобретение оформить.

— Твоё изобретение с ногами?

— Нет, — мотнул головой Лавентин.

— Тогда не убежит, — я подтолкнул его к продырявленной карете, которую придётся сдавать в ремонт.

Химера Лавентина поскуливала и перебирала лапами. Он патетично заявил:

— Ты не понимаешь: мне надо зарегистрировать принцип, пока о нём никому не рассказали.

— Нечего было разбалтывать принцип ненадёжным длорам.

Кажется, он был с похмелья. Но как-то слишком возбуждён.

Упёрся в стенки кареты, не позволяя затолкнуть себя внутрь:

— Это вышло случайно.

— У тебя всё случайно.

На нас оглядывались, я чувствовал себя полным идиотом, но прилюдно уступать Лавентину не хотелось.

— Ну министр, ну отпусти. Ну на полчасика, я только в патентное бюро загляну…

А он сильный. И упрямый. Свалился на мою голову.

— Лавентин, — прорычал я.

— Я женился, сделай мне свадебный подарок — пусти в патентное бюро.

Неприятно кольнуло сердце. С раздражением подумалось: дожала его Сабельда. А они друг другу не подходят, но теперь связаны на всю жизнь…