Елена Ромова - Одна из тридцати пяти

— Как ты заставил ее? Угрожал?

— Нет. Я поставил ее перед выбором: жизнь или смерть ее отца.

Регент понял все без дальнейших объяснений. Сжал кулаки, медленно поднимаясь. Аарон остался сидеть, ибо уже хорошо знал этот изменившийся до неузнаваемости взор, заострившиеся черты лица.

Девилль с лязгом извлек меч из ножен, рассек полотно воздуха перед собой, едва не вспоров рубаху на груди регента. И сразу же лорд-изменник подался вперед, делая замах, с ходу, молниеносно. Райт уклонился… недостаточно. Глухое шипение. Кровь брызнула на пол.

Но в следующую секунду спокойный выверенный жест регента вернул на место подскочившего на ноги Аарона. Пострадало лишь плечо Райта, по которому, промочив рубаху, побежала кровь.

Девилль снова атаковал, встречая неожиданное сопротивление. Пальцы регента сжали его запястье, уводя меч в сторону. Противники тяжело дышали, глядели друг на друга, почти столкнувшись лбами. Последний рывок — меч сверкает, слышится стон.

Аарон снова подскочил на ноги, с тревогой наблюдая, как меч выпадает из ослабевшей руки Девилля.

— Именем короля Уилляма первого, — захрипел Райт, — объявляю тебя, лорд Девилль, предателем короны. Кара за это — смерть.

Наемник сглотнул, видя, как регент схватил раненного противника за волосы, резко швырнул на колени, поднял меч и, замахнувшись, разом отделил его голову от плеч. Кровь, брызнувшая из раны, оросила сапоги регента, а тело лорда Девилля обмякло и рухнуло на пол с глухим звуком.

Берингер отер лицо, подошел к столу и жадно приник к кувшину с водой. У Аарона же отпало всякое желание шутить с этим зверем впредь.

— Что-то не так? — не поворачиваясь, спросил регент, из голоса которого еще не улетучились жесткость и напряжение.

Наемник моргнул, вспомнив, что стоит, сжимая клинки, и быстро спрятал оружие.

— Нет, мой господин, все, как надо.

— Хорошо. Позови моего оруженосца.

Оставалось сказать лишь: «будет сделано». Похоже, Аарон неотвратимо и добровольно превращался в покорного раба этого могущественного человека.

Рука духовника дрожала. Молитва Генриетты была нарушена, из-за чертовой дрожи. Она поцеловала предложенную кисть, скривив губы, быстро поднялась с колен, ожидая, когда духовник завершит слова молитвы.

На витражах придворной церкви были изображены сцены битв, историю которых Генриетта знала с детства, но она никогда не думала, что под стенами Хегея снова будет стоять многотысячное войско.

— Ваше величество, — раздался мелодичный голос духовника, — бог не пощадит того, кто не пощадил одного из его верных сыновей, епископа де Мотинье. Вы слишком долго отказывались от поддержки папы, что привело к печальному итогу. Но понтифик добр и щедр в своей заботе о Хегее, он не позволит лорду Берингеру взойти на престол.

— Не позволит, — повторила королева, не в силах скрыть усмешку, — святой отец, вы должны понимать, что Райта Берингера выбрал король. Если папа рискнет вторгнуться в Хегей, то все силы королевства поднимутся, защищая неприкосновенность королевской власти, какой бы она не была. Все это может затянуться на многие годы.

— Или решится уже сегодня, — проницательно заметил собеседник, — потому как войско этого человека уже стоит у вашего порога. Вы слишком много ставите на чувства этого хладнокровного и жестокого воина, полагая, что ради женщины, он отринет власть. Он считает, что правление Эдмунда никогда не принесет государству пользы, поэтому будет биться до конца. Разве нет?

— Я не знаю, что творится в голове у Райта Берингера, — вымолвила Генриетта поправляя черную кружевную вуаль, покрывающую голову и скрывающую следы усталости и страха на лице железной королевы, — этой ночью я задремала в кресле, и мне приснился сон. Мне приснилось, святой отец, что Райт убивает меня, но вместо него, я вижу Эдмунда, который пронзает меня мечом.

— Каждому человеку, даже стоящему у власти и не позволяющему себе слабостей, свойственен страх, — пояснил духовник. — Самое главное, не пасть жертвой этого страха.

Королева прикрыла веки, понимая, что не может доверять никому и ничему. Переговорщики убедили ее, что Райт отречется от любых притязаний на трон и выдаст Уильяма, но сомнения остались. Слишком хорошо она знала Берингера, чтобы слепо поверить в это. И духовник прав, Райт никогда не считал Эдмунда достойным короны.

— Благодарю, святой отец, — выговорила тихо и медленно пошла в зал для аудиенций, где ее дожидались советники.

Медленно и нерасторопно, ибо все плыло перед ее глазами. Она надеялась на то, что Райту так же плохо, тяжело, что он умирает от усталости и страха.

Лорд де Хог встретил ее у порога, преграждая путь.

— Мне нужно поговорить с вами, ваше величество, — произнес он, кланяясь.

— Нет времени.

— Прошу уделить мне лишь минуту, ваше величество. Это касается Атера.

Услышав это имя, королева остановилась, закусила губу и взглянула на старого лорда.

— Какие известия? — ее голос заметно дрожал.

— Вы обещали, что не оставите его.

Королева откинула с лица вуаль, бросая на собеседника сверкающий от влаги взгляд.

— Я обещала лишь одно — заботится о своем королевстве, покуда я его королева, милорд. О других обещаниях, данных мной во исполнение первого, вы можете благополучно забыть.

— Ваше величество, Атер любил вас…

— Не произносите это имя, — обкусывая губы, зашептала королева, — сейчас меня волнуют другие вопросы, милорд. Они гораздо важнее жизни вашего сына, да впрочем, они важнее тысячи жизней таких, как он, — говоря это, она едва сдерживала слезы. — Вы не должны задумываться о том, кто, наверняка, давно мертв.

— Значит, — мрачно осведомился старый лорд, — вы ничего не сделаете, чтобы спасти его?

— Я же сказала, — ее голос зазвенел от раздражения и злости, — гораздо важнее благополучие Хегея, чем ваш сын. Если власть достанется Райту мы все покойники, вы это понимаете?

— Но ведь Берингер согласился отречься от трона, — напомнил де Хог об обещании переговорщиков, — разве вы не можете выторговать у него моего сына?

— Как же смехотворно ваше требование, — с сожалением отметила Генриетта, — Райт рассмеется мне в лицо, если я озвучу нечто подобное, — она прошла мимо собеседника, хотя ее сердце разрывалось на части и призывало обернуться.

Королева вошла в зал, заставляя советников, которые разместились за столом, замолчать и подняться. Де Хог прошептав что-то невнятное, вошел следом за ней.

Эдмунд в ослепительно-белом камзоле, с золотой цепочкой, скрепляющей алый плащ, с высоким белокурым хвостом и запудренным лицом восседал во главе стола там, где обычно сидел его отец. Что-то неприязненное, даже злое, скользнуло в его взгляде, когда он увидел мать.