Ким Харрисон - Немертвый в саду добра и зла

Ее голос переливался игриво и все же властно, и он низко ответил. Его жар поразил ее, и она разжала пальцы. Она нашла его предел.

Он двигался так быстро, что она скорее почувствовала, чем увидела его движение. Его рука резко накрыла ее руку, удерживая пальцы на черных локонах на его шее, заставляя ее зарыться в них снова.

— Твоя характеристика субъективна, — сказал он, его глаза прервали ее дыхание, которое как раз выровнялось. — И я решаю продвинешься ты или нет. Пискари сказал, что ты будешь стоящей охотницей и перетянешь меня повыше в иерархии О.В., пока сопротивляешься, но если ты сдашься, я получу работу получше и попробую тебя.

На этом Айви сделала паузу, ревность затопила ее. Арт был достаточно тщеславен, чтобы считать, что Пискари отдаст ему ее, а, по-правде, Пискари использовал Арта, чтобы управлять ей. Это был комплимент обратным способом, и она презирала себя за любовь к Пискари, тем более за жажду внимания и благосклонности мастера-вампира, она ненавидела себя за это.

— Я сдаюсь, — сказала она, ярость сплелась с ее жаждой крови. Это был мощный микс, который жаждали большинство вампиров. И вот она дарит его ему. Единственное, что им нравилось еще больше — это был вкус страха.

Но надменная улыбка Арта удивила ее.

— Нет, — предупредил он, силой немертвого он отбросил ее назад к лифтам. Она сильно ударилась спиной и стала хватать воздух, что бы восстановить дыхание. — Теперь все не так просто, — сказал он. — Шесть месяцев назад ты могла бы отделаться укусом и новым шрамом, которым я бы похвастался, но не сейчас. Я хочу знать, почему Пискари потворствует тебе сверх всякой меры. Мне нужно все, Айви. Мне нужна и твоя кровь, и твое тело. Или ты не вылезешь из этого маленького говенного кабинета без того, что бы вытянуть отсюда и меня.

Страх, непривычный и шокирующий, просочился в нее и сжал сердце. Арт почуял это и вдохнул воздух.

— Боже, да, — простонал он, его пальцы свело судорогой. — Дай мне это…

Айви почувствовала, что ее лицо похолодело, и она попыталась оттолкнуть Арт от себя, но потерпела неудачу. Кровь она могла бы дать, но кровь и тело? Она флиртовала с безумием год, когда Пискари призвал ее к себе, ломая ее, поднимая ее к великолепным высотам страсти, которую ее молодое тело едва могло выдержать, а потом бросая ее душу на самый низменный уровень, чтобы она заплатила за это, заставляя ее становиться на колени и делать все, чтобы угодить ему. Она знала, что это была проверенная манипуляция, уже испробованная на ее матери, ее бабушке и ее прабабушке, до тех пор, пока он не стал в ней настолько хорош, что жертва сама молила о мучениях. Но это не мешало ей желать этого.

Верная его словам, она настолько хорошо получала, насколько хорошо давала. И она чуть не убила себя от взлетов и падений, которые Пискари тщательно выстаивал в пределах ее склонности к эйфории разделения крови, деформируя ее, смешивая ее с потребностью в любви и тягой к признанию. Он формировал ее в яростно страстную партнершу по крови, богатую экзотическими вкусами, которая развивалась, смешивая более глубокие эмоции любви и вины с чем-то, что было примитивно диким актом. То, что он делал это только для того, чтобы сделать ее кровь слаще, не имело значения. Это было то, кем она была, и виноватая часть ее торжествовала от отказа, когда она позволяла себе отказаться от всего.

Она выжила, создавая ложь, что разделение крови было бессмысленным, если его не смешать с сексом, после этого, для нее это стало способом показать кому-то, что она любит его или ее. Она знала, что эти два понятия были так перепутаны в ее уме, она не могла разделить их, но она всегда могла выбрать, с кем она могла поделиться, избегая мысли, что ее рассудок висел на лжи. Но сейчас?

Она смотрела в черные глаза Арта, видя его удовлетворение от насмешки и проверки жажды крови. Он был бы изящным партнером, красивым и умелым. Он бы позволил ей сгореть, заставил ее плакать для того, чтобы надавить на нее, а взамен она дала бы ему все, чего он жаждал, чтобы найти и больше… и она проснется в одиночестве, использованная, а не в колыбели из защищающих рук, которые простили бы ее за ее деформированные потребности, даже если то прощение родилось в еще большем количестве манипуляции.

Сжав челюсти, она оттолкнула Арта и оторвала спину от стены. От неожиданности он отступил на шаг.

Она не хотела этого. Она защитила себя ложью, что кровь была просто кровью, и она была подготовлена к умственной боли, что ей пользуются в большей степени. Но Арт хотел смешать кровь с телом. Это бы подвело ее слишком близко к правде, ложь могла не удержаться. Она не могла сделать этого.

Вожделение Арта сменилось гневом, эмоции пересекли черту, за которой не было места состраданию.

— Почему я не нравлюсь тебе? — спросил он с горечью, рванув ее к себе. — Меня недостаточно?

Пульс Айви барабанил все время, пока они стояли перед лифтами, и она проклинала себя за потерю контроля. Его было достаточно. Даже более чем достаточно, чтобы утолить голод, но не душу.

— У тебя нет честолюбия, — прошептала она, инстинкты затягивали ее в его тепло, несмотря на протесты разума. Челюсть Арта дрожала, а его дурманящий запах пел в ней, начиная внутреннюю войну. Что если она не найдет выход? Она всегда могла избежать схватки инстинктов с силой воли, просто уйдя, но сейчас такой возможности не было.

— Значит ты недостаточно проницательна. — Арт до боли сжал ее плечо. — Или я пробую то, за что Пискари балует тебя, или ты тянешь меня наверх с собой, продвижение за продвижение. Мне плевать, девочка Айви.

— Не называй меня так, — сказала она, страх смешивался с сексуальным жаром, который он тянул из нее. Так ее называл Пискари, ублюдок. Если бы она сдалась, то это было бы ее кратчайшем путем к повышению, но убило бы то, что сохраняло ее нормальной. Если она будет держаться за свою ложь и откажет Арту, он заставит ее делать за него всю грязную работу.

Улыбка Арта стала властной, когда он увидел, что она поняла ловушку. Это Пискари, вероятно, устроил эту ситуацию, чтобы проверить ее решимость, сделать ее любовь к мастеру-вампиру больше. Она была деформирована. Она была деформирована и потеряна.

Но ее очень близкое знакомство с системой, в которой она родилась, должно спасти ее. Как только она утихомирила панику, разум возобновил работу и злая усмешка тронула уголки ее губ.

— Ты кое-что забыл, Арт, — сказала она, напряжение спадало, пока она притворно податливо висела в его хватке. — Если прокусишь мне кожу без моего согласия, Пискари тебя на кол посадит.

Все, что она должна была сделать, это взять верх над ее голодом. Она могла сделать это.

Он сжал ее крепче, его пальцы нажимали на шею, где были шрамы Пискари, скрытые с помощью хирургического вмешательства. Шрамы были убраны, но мощное соединение стимуляторов нейронов и мутагенов рецепторов осталось. Пискари требовал ее, делая чувствительным все ее тело так, чтобы только он мог заставить его резонировать к прошлым страстям, только с его мыслями и феромонами, но она все еще чувствовала укол желания в ее паху при мысли о зубах Арта, чисто погружающихся в нее. Она должна была сбежать от него, прежде чем жажда крови завладеет ей.