Ольга Миклашевская - Тайна острова Драконов

Вспоминать в сумерках о кровожадном Снежном драконе оказалось все равно, что про одержимого зомби, перед тем как начать раскапывать могилу. Бывает, скупые богачи еще в молодости нанимают специально обученную ведьму, чтобы та наложила на них заклятие одержимости, которое после их смерти никому не позволит залезть к ним в склеп. Штука, конечно, действенная, однако некромантам вроде меня приходится несладко: столкнешься с таким вот мертвяком, дай Посейдон, обратно в могилу загонишь и можешь считать, что тебе повезло, если все кости после подобной встречи останутся целы.

Больше всего на свете мне хотелось развернуться и отправиться на поиски Шела, но ноги, как деревянные, перестали слушаться единственную хозяйку и медленно, но верно несли меня вперед. Где-то там была Верли, а без нее до Дарну пешком нам не добраться. «Мечта» должна отбыть уже завтра на рассвете, и нас никто не будет дожидаться. А я не горю желанием застрять на Драконьей Гряде навсегда. Я еще слишком молода.

Мне бы очень хотелось знать, как мы смогли потерять среди бела дня тушу весом в добрых полсотни меня, причем редкого лазурного цвета с переливающейся всеми цветами радуги чешуей.

Тяжело вздохнув, я перешагнула через поваленную засохшую ольху и наступила прямиком в муравейник. Благо такой же безжизненный, как и всё вокруг. А то про местных оранжевых муравьев я слышала только все самое хорошее.

Нужно было найти Верли до темноты, иначе… О том, что будет после, думать не хотелось.

Думать о том, куда направились Лина и Шеллак, совершенно не хотелось, но назойливые мысли, заменяя отсутствующую мошкару, так и лезли в голову. Причем версии были от самых реальных до совершенно фантастических вроде той, что некромант специально зачаровал внутренности енота, чтобы я пошла в неверном направлении, или вообще подбросил зверька лично. Других вариантов, как в безжизненном лесу добровольно оказалась живая душа, у меня не было, а если и были, то признаваться в этом я не собиралась даже сама себе. Я некромантка, в конце концов. А некромагия – это руны и заклинания – четко выверенная наука.

Идти сквозь лесную чащу становилось все труднее: на земле места живого не было, чтобы ступить и не провалиться в тухлую жижу, призванную имитировать лужу. Дождичек, однако, славный прошел, если учесть, что после такого быстрее вплавь до Центрального острова добраться, нежели разгребать руками гнилую листву вперемешку с отборнейшей грязью.

Когда окончательно стемнело и густая чернильная тьма утешающе обняла безжизненный лес, я поняла, что дальше идти бесполезно.

– Кажись, заблудилась… – прошептала я.

Делать было нечего: оставаться на ночлег в буквальном смысле слова на болоте меня почему-то не прельщало, а вот поспать в четырех стенах хотя бы и в замке кровожадного любителя девственниц – очень даже. Если что, можно прикрыться своим замужеством и заверить старого хрыча, что замужние девственницы перевелись еще в те времена, когда люди размножались волшебством.

По моим расчетам у меня оставалось в запасе не больше дня, если я все еще хочу успеть на корабль. А, учитывая обстоятельства, срок казался просто-таки смехотворным. Поэтому я ускорила шаг.

Знаменитую Северную звезду найти оказалось совсем несложно, хотя я никогда и не увлекалась астрономией, но многие древние руны постоянно упоминают о ней как о могущественном спутнике всех путешественников. Та звезда, что светит ярче всех , – говорится в этих источниках, – и приведет тебя к мерзлотным морям да стене ледяной, на коей острова держатся и мир стоит.

На ватных ногах я доковыляла до долгожданной опушки леса и, только увидев смуглое ночное небо, облегченно выдохнула, но не притормозила, а, наоборот, как скаковая кобыла, помчалась вприпрыжку к видневшемуся вдалеке огромному рву, отделявшему меня от Снежного замка. Дворец, шпили которого виднеются еще с самых границ Драконьего Глаза, и вправду выглядел устрашающе в самом положительном смысле этого слова. Башни напоминали здоровенные белоснежные сталагмиты, выросшие прямиком из-под земли и украшенные шапками из свежевыпавшего снега. Сияли в потемках серебряные флигели, светились обвивающие здание лианы, освещенные луной. Казалось, я попала как раз в одну из тех добрых сказок, где герой пробирается через непроходимый лес, дабы вкусить алые губы спящей красавицы, что перепила в свое время снотворного.

– Вот бы и мне жить в таком, – пробормотала я, изумленно таращась на витой из стальных прутьев мост, перила которого были вырезаны в виде виноградных лоз.

На мгновение мне в голову закралась мысль, что, если бы не судьба, я бы сейчас жила в хоромах еще краше этих. Интересно, знает ли Добрая Воля вообще, что у него есть внебрачная дочь? Теперь мне становится понятней, почему, будучи мужчиной уже в самом расцвете сил (плавно переходящем в закат), он до сих пор не женился. Все придворные сплетники острова Туманов только и делают, что гадают, кого изберут новым правителем, когда Клинок Добрая Воля отдаст концы. Законных наследников у него до сего момента не наблюдалось – ни женского, ни мужского пола, – а остров на попечение шайки проходимцев никому оставлять не хочется.

Одни прочат престол Забару Чернозубу – крайне неприятному на лицо человеку, что, собственно, и отразилось на его прозвище. Говорят, Чернозуб еще в далеком детстве дал обет питаться лишь ягодами, медом да грибами, после чего совсем засел в лесу, а выходил, только чтобы налог в государственную казну заплатить за пользование лесными угодьями. Но шли годы – и прежде глубоко верующий сын одного малоизвестного попа вернулся в город и увлекся политикой. Со временем он приблизился ко двору, а позже стал весьма значимым лицом на острове, хоть лицо как таковое имел отвратительное. Слышала я, первая жена его с горя удавилась, а перед смертью записку оставила, дескать, лучше черту детей нарожаю, чем этому отродью волчьему.

Есть еще претендент – Тырквиний Пирийский. Преимущества оного кандидата заключаются лишь в его происхождении, генеалогическом древе, весьма богатом, и значительном положении родителей, кои и выдвинули беднягу на общественное поприще сначала адвокатом, а потом и королевским сановником. Как Тырквиний родительской воле ни сопротивлялся, заняться своей любимой поэзией так и не смог, ибо хорош только тот поэт, у которого звенит в кармане золотой. Говорили, ум у него неплохой – три числа в уме может перемножить, но на том таланты несчастного Тырквиния и заканчивались. В целом, правителем он мог бы стать неплохим, если бы не страсть к чтению, сложению виршей и садовым цветам. Монарх с такой тонкой душой едва ли продержится у власти и несколько лет.