Оксана Панкеева - Шепот Темного Прошлого [litres]

– Ничего другого под рукой не было, – пояснил Кантор. – А он весь в соплях и в истерике, ему опять сон приснился.

– Тханкварра… – недовольно качнул головой герой. – Ну что он по любому поводу в соплях и в истерике? Ведь шестнадцать лет парню!

– А это много? – печально возразил Жак.

– А что, мало? Вы себя вспомните в этом возрасте!

«Да, – подумал Кантор, – замечательный возраст. Консерватория… Дебют в лучшем концертном зале столицы… эх, лучше не вспоминать…»

– Да, конечно, – согласился он. Видимо, Элмар не усмотрел в его согласии особого энтузиазма и продолжил свои рассуждения:

– В шестнадцать лет Шеллар руководил отделом по расследованию убийств. В шестнадцать лет Орландо сидел в темнице и мужественно сопротивлялся попыткам врагов склонить его на свою сторону. В шестнадцать лет я вернулся с первой своей войны с голубой лентой за отвагу и пробитой башкой…

– Последствия остались? – невинно поинтересовался Жак.

– Еще бы! – Элмар не был настроен выяснять отношения и сделал вид, что не понял намека. – До сих пор мне жизнь портят эти последствия, особенно Лаврис. Как раз тогда я с ними и подружился, с Лаврисом и с Келдоном Орри. На эту войну я сам напросился, хотя мэтр Истран три дня ходил хвостом за отцом и уговаривал оставить меня дома, доказывая, что я еще молод и бестолков. А за ними хвостом ходил я и доказывал противоположное.

– Так тебе нужно было на ту войну… – снова заметил Жак.

– Я бы себе не простил, если бы туда не попал. Это была не просто карательная операция против в очередной раз набежавших варваров, нашими противниками были оласки, те самые, которые истребили мой народ и убили мою мать. Я четыре года мечтал когда-нибудь встретиться с ними и отомстить, а это была последняя возможность. После встречи с регулярной армией короны они бы исчезли с лица земли… что, собственно, и случилось. Поэтому я ходил за отцом и клянчил, как маленький, чтобы меня взяли на войну, доказывал, что я уже взрослый, что я уже готов, что я непобедимый воин и все такое… А мэтр доказывал, что я молодой горячий балбес, который непременно сунется в самое пекло и сложит там голову, что дури у меня много, а ума еще не нажил и тому подобное.

– Победил ты, – прокомментировал Жак.

– Победил дедушка. Он меня поддержал, спасибо ему, пусть он спит спокойно, хороший был старик… В конце концов отец все же его послушался. Так и попал я на войну и встретил там своего будущего друга Лавриса. Я был сыном короля, а он – простым солдатом-наемником, и никто не предполагал в те времена, что когда-нибудь он будет носить плащ паладина, но мы быстро подружились. Наверное, потому, что оба были бестолковыми сопляками, мечтающими о славе и о пути героя.

– И слава тут же посетила вас, проломив при этом башку, – снова вставил Жак. – И как оно тебе показалось?

– Думаешь, я хоть немного испугался? В том возрасте я был в сто раз смелее, чем сейчас. Я был страшно горд и хвастался, где только мог, своей первой раной, полученной в бою, хотя на самом деле напоролся по собственной детской глупости. Полез, разумеется, в самую гущу драки, как и предполагал мой мудрый наставник, успел убить пять то ли шесть врагов, седьмого не углядел, и – закономерный результат. Поскольку я вырвался далеко вперед, никого из наших рядом не оказалось, когда я упал с коня. Только рядовой Лаврис, такой же балбес, как и я. Он не дал меня добить или затоптать, сражался как бойцовый пес над моим бездыханным телом, не подпуская ко мне врагов. В той битве он получил три стрелы и два удара копьем, и потом нас обоих выволок из боя граф Орри. Он старше нас и бестолковостью не страдал, сколько я его помню. Свой шестнадцатый день рождения я встретил в лазарете, вместе со своими новыми друзьями, поскольку Келдон, спасая нас, тоже был ранен. Так мы с тех пор и дружим… Впрочем, возможно, у вас это как-то иначе, я не знаю… Ольга бы, к примеру, сказала, что в шестнадцать лет она ходила в школу… Ты, наверное, тоже?

– Да нет… – Жак пожал плечами. – Если тебе интересно, в шестнадцать лет я как раз вышел из тюрьмы…

Кантор чуть не захлебнулся чаем и воззрился на этого несчастного с суеверным ужасом.

– Ты… сидел в тюрьме?

– Ты еще скажи, что думал, будто я святой… – проворчал Жак. – Сам же с первого дня знакомства заявил, что я вор, а теперь удивляешься, что я сидел.

– Нет… – Кантор даже отставил чашку, от греха подальше. – Я удивляюсь, как ты там вообще жив остался!

– Ну ты как скажешь… не надо равнять наши тюрьмы и ваши мистралийские лагеря. Я сидел с большим комфортом, если не считать того, что меня лишили доступа к компьютерной сети. Такие, как я, не сидят вместе с убийцами и насильниками, если ты это имел в виду. Для нас есть отдельные боксы, специально оборудованные, на всем ручном. Нормальным преступникам – нормальные тюрьмы, а таким, как я, – специальные. А то мы, ломовики, ребята такие, нам только дай вход, мы что хочешь учудим.

– Например?

– Например, можно залезть в свой личный файл и поменять себе срок заключения. Можно открыть все двери в тюрьме и слинять, пока охрана будет наводить порядок. Можно весело подшутить над охранниками, поковырявшись в их личных файлах. А еще можно прямо из тюрьмы продолжать заниматься тем, за что тебя, собственно, посадили, и именно из-за этого ломовиков держат в спецотделениях без доступа к сети. Ну вроде как у вас магов держат в полиарге.

– И сколько тебе дали? – живо продолжал интересоваться потрясенный Кантор.

– Восемь месяцев. Немного, малолеткам больше не дают.

– А хоть украл что-то стоящее? – поддел его Элмар, явно в отместку за комментарии.

– Еще бы! Я попятил сто штук кругленьких и двадцать успел припрятать, прежде чем меня отследили. Я вроде как ты, тоже по детской глупости и неопытности попался, на каракатице. Те двадцать я так и заныкал, сказал, потратил. А потом, когда вышел, на них имплант поставил. И, должен похвастаться, с тех пор больше не попадался. Вы чай-то пейте, а то потом скажут, что я специально гостей пугаю, чтоб еду сэкономить…

Элмар охотно вернулся к своему чаю и запустил лапу в вазочку с печеньем, а Кантор только рассеянно кивнул, однако к чашке больше не притронулся. Не хотелось ему никакого чая, и бесед о том, много или мало – шестнадцать лет, тоже не хотелось, и даже шокирующие факты бурной биографии Жака перестали его интересовать почти сразу. Зато в который раз эхом отдались в ушах слова непризнанного провидца Пассионарио.

«Кантор погиб раньше, он стоял с остальными стрелками, и их снесло взрывом…»

Ну почему, как только начинает казаться, что жизнь налаживается, как только начинаешь хоть немного чувствовать себя счастливым, обязательно случается какая-нибудь сволочная мерзопакость!