Ирина Котова - Королевская кровь 5

- Что нам государственная безопасность, что заговорщики и торговцы оружием, что шпионы и подпольные сговоры монополистов, - сухо сказал он шагающему рядом Стрелковскому. Тихо, почти одними губами - чтобы никто не услышал крамольные речи. - Главная задача - чтобы ее высочество не сумела сбежать на свидание.

- И самая сложная, полагаю, - сочувственно согласился Игорь. - Если Рудлоги чего-то хотят, их и армия не остановит. Удачи, друг.

Тидусс искоса взглянул на Стрелковского и тот ответил взглядом, полным великолепной, живой иронии. И на фоне ожившего друга - слава Люджине Дробжек! - неважными казались все глупости буйных принцесс.

- Как Люджина? - спросил Майло уже громче.

- Дома Люджина, - Игорь усмехнулся. - Вяжет и спит.

- А приходите ко мне в гости в выходные, - неожиданно предложил Майло. - Познакомим их с Таби. У нее здесь так и не появилось подруг, а против Дробжек я ничего не имею. Она достойная женщина и с ней общаться не позорно. Вот только, - он задумался, - матушка у меня строгих правил. Узнает, что вы не венчаны и будет возмущаться, что грех в дом принесли. Ты собираешься ей дать свое имя, Игорь?

- Собираюсь, - спокойно ответил Стрелковский. - Не беспокойся, сводник ты в погонах. И не дави. Без тебя решу.

Тандаджи хмыкнул над своей непривычной сентиментальностью и свернул в свой кабинет. Хоть пари заключай, кто из них облажается раньше - Игорь, упустив Кембритча, или он, Тандаджи, не уследив за Мариной.

А Игорь Иванович, вернувшись домой, снова застал Дробжек на диване перед камином. Все еще непривычно худая (хотя по сравнению с королевой она казалась очень крепкой), серьезная, она с упорством гнездующейся птицы вязала бесконечные детские вещи, свитера ему, Игорю. Отрастающие волосы делали ее лохматой и трогательной. И вновь, увидев ее в каком-то уютном домашнем платье, в теплых носках, он ощутил ту самую нежность и признательность, которые сопровождали его с Бермонта. Эта женщина принесла душу в его стылый дом.

- Подвиньтесь, - сказал он, присел рядом и уставился на огонь в камине. Молчать рядом с ней тоже было комфортно.- Вы ужинали, Люджина?

- Ждала вас, - ответила она, отложила вязание и сладко зевнула. Он все поражался - за какие-то две недели суровая воительница стала сонной и мягкой, как кошка. Вот она, сила гормонов! И с болезненным любопытством человека, лишенного возможности видеть это ранее, наблюдал за происходящими изменениями. Они волновали его, заставляли прислушиваться, почти принюхиваться - и наполняли желанием.

Люджина была еще слишком слаба, чтобы принимать его, да и он не спешил, хоть и приходил каждый вечер в ее спальню. В его комнату она отказалась переселяться наотрез.

- Не хочу, чтобы обо мне судачили, - сказала она в ответ на его недоумение. - Даже слуги. И в управлении тоже. Думала, что неважно - а как подумаю, неприятно становится.

То, что слуги уже давно все узнали и обсудили, он не стал говорить. Как и про то, что гвардейцы, оставшиеся с королевой Полиной, тоже не были слепыми. Хотела она соблюсти видимость приличий - пожалуйста. Но терять ее он не желал.

Отступившая темнота всегда маячила где-то на границе зрения.

Игорь снял китель, расстегнул верхние пуговицы рубашки и как-то незаметно придвинулся, прижался к горячему телу северянки. Его тут же самого потянуло в сон - но он наслаждался покоем. Огнем и ароматом деревянных стен, уютным полумраком. Изменившимся запахом женщины - молока и хлеба, ее обилием и спокойствием. Кожа ее будто светилась изнутри. И он уже жаждал увидеть, как будет она носить живот, переваливаясь, как утка, - Ирина на последних месяцах ковыляла очень забавно, - и как будет ойкать, когда ребенок начнет пинаться. Его королева периодически на совещаниях прикладывала руку к животу и морщилась, если кто-то из девочек начинал буйствовать.

Но это было в прошлом. А его будущее сидело рядом и терпеливо ждало, пока он отдохнет.

- Позвольте мне дать вам свое имя, Люджина, - сказал он тихо.

Капитан удивленно и сонно посмотрела на него.

- Чего не сделаешь ради того, чтобы ночевать на широкой кровати. Да, шеф?

Он не поддержал шутку, но улыбнулся, подтянул ее еще ближе.

- Фактически вы живете со мной, спите со мной, носите моего ребенка. И я хочу быть уверен, что вы никуда не денетесь, Дробжек. Поссоримся или придумаете себе что-нибудь - и ищи вас потом волчьими тропами, если вдруг решите вернуться в гарнизон и с животом наперевес пойти нежить зачищать.

- Да куда мне. Я до нежити этой не добегу, засну на ходу, - пробормотала она ему в грудь - губы щекотали его кожу, вызывая желание задрать это платье и стянуть с нее белье. - Что же вы так торопитесь, Игорь Иванович? Я и так от вас никуда не денусь.

- А как же мама? - прибег он к запрещенному оружию. - Анежка Витановна в последний раз грозилась мне хребет сломать за совращение дочери. Вы же не хотите остаться невенчанной вдовой?

Люджина со смешком потянулась.

- Мама может, - повторила она любимую присказку. - Вот, оказывается, кто вас запугал до мыслей о женитьбе, шеф. Уговаривайте меня, уговаривайте, Игорь Иванович. Я заслужила.

- Заслужили, - согласился он умиротворенно. Поколебался и забрался пятерней под платье.

- Как вы себя чувствуете?

Дробжек с понимающей иронией посмотрела на него снизу вверх. Синие глаза ее смеялись.

- Какой вы деликатный, Игорь Иванович. Хорошо я себя чувствую. Мы, Дробжеки, вообще выносливых кровей. И мамы, - добавила она с намеком, - рядом нет. Можете смело совращать меня еще раз.

-Только не засните, - пробормотал он, опрокидывая ее на диван и поднимая платье до пояса. - Это будет чудовищный удар по моему самолюбию.

- А это уж как постараетесь, - ответила она и сжала пальцами его волосы, откидывая голову на подушку.- Только, Игорь Иванович, понежнее с грудью. Очень уж она у меня сейчас чувствительная.

При слове «грудь» он встрепенулся, как старый боевой конь, задрал платье еще выше – и замер, глядя на мягкие и широкие полушария. Наклонился, вжался в одно из них лицом, не удержав довольного вздоха – тепло, мягко, пышно! - потрогал налитый сосок языком – и потом руками, и губами убедился, насколько чувствительной стала женская плоть.

Этот их вечер был наполнен медленной лаской и пронзительным взаимопониманием. Бережностью мужчины и горячей любовью женщины. Запахом дыма и нежности, молока и соли, сбивающимся дыханием и доверием.

И не омрачал этот вечер вкус предательства, потому что любовь к прекрасной королеве никуда не ушла. Она навсегда останется с ним. Но и эта - синеглазая, доверчивая, беззаветно отдающаяся - тоже была его женщиной. Неизвестно как ставшей его лекарством.

Она все-таки заснула под ним, уже после всех ласк и его нетерпеливого, бесстыдного безумия. Только что хрипло, с постанываниями, дышала, переживая прошедшее удовольствие - и вдруг глаза ее затуманились, и она заснула.