Елена Ершова - Неживая вода

И Игнат бил, бил и бил. А когда очнулся, на его плече висела плачущая Марьяна и причитала:

– Хватит, Игнат! Ну, хватит! Остановись!

Он тяжело дышал. В ушах шумела заснеженная тайга, перед глазами расходился калейдоскоп пятен, саднили натруженные руки.

– Пойдем домой.

Он схватил Марьяну за запястье, потащил от места, где в снегу корчился и стонал неудачливый грабитель.

Игнат шел по улице широкими решительными шагами, не оборачиваясь назад и не снижая темпа, хотя Марьяна едва поспевала за ним. Жар в груди бушевал и требовал выхода. Ночь над головой густела, набухала черной кровью. И на руках Игната тоже была чужая кровь.

– А все же как ты его! – с невольным восхищением сказала девушка, входя за Игнатом в его комнату. – Только я так испугалась… думала, убьешь. Видел бы ты себя в этот момент! – Она дотронулась до его щеки, провела ладонью: – Умыться бы тебе…

Игнат поймал ее пальцы, поцеловал и прошел в ванную. Зеркало отразило его скуластое лицо с налипшими на лоб темными кудрями. Глаза смотрели жестко, решительно. Игнат включил воду и подставил руки под теплые струи, следя, как вода, стекая с пальцев, окрашивается розовым.

– А я теперь никому ни себя, ни тебя в обиду не дам, – сказал он, возвращаясь в комнату, где на кровати сидела взволнованная и немного испуганная Марьяна. Положил ей ладони на плечи: – Веришь?

– Верю…

Ее сердце гулко стучало, в широко распахнутых глазах будто дрожали капли росы. Марьяна была красива, как лесная берегиня. И, наклонившись к ее лицу, Игнат почувствовал запах теплого молока и свежести.

– Ты ведь уедешь со мной, Игнат, правда? – спросила Марьяна.

– Правда, – ответил он и накрыл ее губы своими, увлекая на чистую, утром перестеленную кровать.

Утром на перроне царило оживление, словно сюда стеклась половина города.

Пассажиры коротали время кто за беседой, кто за чтением свежих газет. Провожающие зевали, отмахивались от вездесущих голубей, косились на большие, висящие над платформой часы – времени до прибытия поезда оставалось предостаточно. Этим пользовались торговцы всех мастей, которые предлагали товар, начиная от дешевого хрусталя и заканчивая семечками.

– А не хотите ли шоколада в дорогу? – подкатила к Игнату розовощекая, похожая на пышку женщина. Ее большая хозяйственная сумка трещала по швам от разнообразных лакомств.

– Не хотим, – лукаво отозвалась Марьяна и обвила Игната руками. – Нам и без шоколада сладко.

Она засмеялась, и Игнат последовал ее примеру. Торговка насупилась, отошла.

– А все же я рада, что ты решил ехать со мной! – промурлыкала девушка, мягкой ладонью оглаживая Игната по спине, отчего ему становилось так хорошо и тепло, словно после долгих месяцев зимы наконец-то выглянуло весеннее солнце. – И ты только не смейся, – задумчиво продолжила Марьяна, – но я даже благодарна… да-да! – она повысила голос, – благодарна всему, что случилось! Ведь иначе я бы не очутилась тут с тобой.

Она потянулась, чтобы поцеловать его, и Игнат ответил на поцелуй. От жара и сладости, от воспоминаний о совместных ночах в животе начало зарождаться маленькое солнце.

– Глупая я, да? – выдохнула Марьяна.

Игнат засмеялся.

– Выходит, мы с тобой два сапога пара, – отшутился он. – Меня в Солони вечно дурачком славили.

– Не понимаю отчего. Какой же ты дурачок? Ты умный да добрый.

«Как же, добрый», – подумал Игнат и вспомнил, как кровью окрасилось под его кулаком лицо грабителя. Но стыда не было, а была только уверенность в своей силе и правоте.

Кто-то дернул его за рукав.

– Дя-яденька пан… – прогнусил несчастный ребячий голос.

Игнат опустил глаза. Рядом, задрав голову, стоял чумазый и рыжий мальчишка в большом, не по росту, ватнике и протягивал что-то в немытой ладошке.

– Купи часы, дя-яденька пан, – жалостливо повторил пацан. – Крале своей купи!

– Вот я тебе сейчас покажу, какая я краля! – сдвинула брови Марьяна.

– А ну, дай посмотреть! – Игнат протянул ладонь.

Мальчишка отодвинулся и с неодобрением поглядел на парня.

– Ты сначала купи, – проворчал он. – А потом и рассматривай сколько хошь.

Теперь рассмеялись оба – Игнат и Марьяна. Девушка прицокнула языком:

– Каков хитрец! – и, подобрев, спросила: – Как тебя зовут-то?

– Сенькой кличут, – ответил мальчик.

Марьяна покопалась в кармане шубейки, достала липкую, завернутую в бумажку карамельку:

– Держи, Сенька.

– Спасибо, пани.

Он быстро засунул конфету в рот, будто боялся, что сейчас ее отнимут, огляделся воровато, но не ушел, а снова дернул Игната за рукав.

– Пан! А часы все равно купи! Смотри, какие блестючие!

Сенька поднял руку повыше, и часы завертелись, засияли на тонкой серебряной цепочке.

– Да что ж ты будешь делать! – всплеснул руками Игнат. – Репей какой… Они ж не женские!

– А ты для себя купи, – не сдавался Сенька. – Хорошие часы! Заграничные.

– Откуда у тебя такие?

– Так батя мой промышляет. – Мальчик передвинул за щекой подаренную конфету, шмыгнул носом. – Обещался, что коль не продам – такого ремня всыплет… у-у! – Он вздохнул и снова протянул тягучим голосом попрошайки: – Купи, дя-яденька пан!

– Да купи ты эти часы, ради бога! – не выдержала Марьяна. – Вишь, чумазый какой… Поди, ему дома несладко.

– Сколько просишь? – как заправский купец, рисуясь перед девушкой, осведомился Игнат.

– Три червонца всего! – обрадовался Сенька.

Игнат полез было за кошельком, но на полпути передумал.

– Три! – с возмущением воскликнул он.

– Дай ему два, – вмешалась Марьяна. – И хватит.

Игнат молча вынул из кошелька мятые бумажки, сунул в грязную ладошку.

– Держи, грабитель, – проворчал он. – Два червонца за часы, которые, поди, и подделка, и не ходят вовсе.

Принял от мальчика товар, покрутил, поднес к уху и услышал мерное потрескивание механизма.

– Обижаешь, пан, – по-взрослому протянул Сенька, быстро пряча купюры в карман. – Часам этим сноса не будет. Батя мой сказал, что откуда достал их, там много диковинок. А эти век ходили и еще столько же будут.

Было видно, что он доволен сделкой, и, отбегая, помахал Марьяне худой ручонкой. Девушка улыбнулась и прижалась к Игнатову плечу щекой.

– Хорошенький какой, – задумчиво проговорила она. – Хотела бы я такого же…

Окончание ее фразы потонуло в пронзительном свистке поезда, который темно-зеленой гусеницей неспешно приближался к перрону. Игнат поспешно засунул часы в карман и перекинул через плечо сумку с припасами – личных вещей ни у него, ни у Марьяны не было, и, в отличие от прочих пассажиров, они путешествовали налегке.

«Неужели все закончилось? – подумал Игнат. – Сейчас мы сядем в поезд и навсегда уедем в новую жизнь. Может, и к лучшему».