Марина Ефиминюк - Бесстрашная

— Он хорош, — прошептал Ян и добавил: — Очень.

— Как вы двое познакомились? — полюбопытствовала я.

— Это долгая история.

Мой помощник без зазрения совести уклонился от ответа, но Онри, видимо, скрытностью не страдал, а потому охотно поделился:

— Лу… — Он запнулся, словно забыл, что хотел сказать. — Ян спас мне жизнь. Вытащил из воды, когда я тонул.

На мой вопросительный взгляд герой, спасающий магов-утопленников, буркнул:

— Я неплохо плаваю.

Потом они что-то тихо обсуждали, словно позабыв обо мне. Сколько бы я ни прислушивалась, разобрать разговора не выходило. Походило на то, что Онри использовал специальный кристалл, словно выключал «лишним ушам» слух.

Измотанная за долгий день, мечтавшая о сытном ужине, я подумывала прямо в обуви задремать на диване, но тут от самогонного аппарата повалил густой дым, будто из жернова вулкана.

— Онри, — позвала я, мигом усаживаясь на продавленных подушках. — Так и должно быть?

Маг оглянулся.

— Разрази меня косоглазость! — воскликнул он, и я поймала себя на растерянной мысли, что его, видимо, уже разразило, притом не по разу.

Бросившись к пробиркам, маг перекрыл крошечный вентиль. Бурление немедленно стихло. Подняв мензурку, наполовину заполненную ядрено-розовой жидкостью, он довольно поцокал языком.

— Что это? — полюбопытствовала я.

— Как раз то, что тебе нужно. Превосходное средство от усталости. — Он сделал глоток прямо из мензурки. — Хочешь попробовать?

Я с подозрением покосилась на Яна, надеясь получить тайный знак, стоило ли доверять снадобьям его товарища, но он с задумчивым видом читал какое-то письмо и, кажется, не замечал, что происходило вокруг.

— Не пожалеешь, — видя мою нерешительность, уверил меня Онри.

— Бес с тобой! — махнула я рукой, и маг с готовностью наполнил розовой жидкостью тонкую длинную пробирку, прикрепленную к штативу.

Импровизированная рюмочка переместилась в мои руки. От крошечного опасливого глоточка во рту появился вкус самого тривиального имбирного эля.

— Почему он розового цвета? — удивилась я.

— Потому что молоденьким нимам нравится розовый, а мне — нравятся молоденькие нимы, — просто ответил маг, видимо, планировавший соблазнять глупышек с помощью хмельного зелья.

Не долго думая, я опрокинула в себя хмельное снадобье.

— Осторожно, он крепковат… — начал было Онри, когда я опрокинула в себя эль.

— Я умею пить, — уверила я, обтерев рот ладонью.

И вдруг фигура мага раздвоилась перед глазами, точно от эля у меня разъехались в разные стороны глаза, как у его создателя.

— Катарина, ты зачем выпила эту гадость? — всполошился наконец Ян.

— Ффсе ороссо, — уверила я, осознав, что вместо человеческой речи изо рта вылетают замысловатые рулады. Неожиданно меня качнуло, пол закачался под ногами, стены поплыли, и мне пришлось признаться: — Надэ ж… Я пяная.

Я свалилась на продавленный диван и провалилась в глубокий, похожий на беспамятство сон.

Меня разбудил беспрерывный ритмичный стук, словно кто-то рядышком вбивал в стену гвозди. Похмельная голова не просто болела, а нещадно трещала, и во рту стояла такая сухость, что драло горло. В комнате царил настоящий ледник, даже нос замерз.

Застонав, я перевернулась на кровати, расставила руки и вдруг поймала себя на мысли, что вряд ли имела место для столь шикарного маневра на продавленном диване Янова приятеля.

Резко открыв глаза, я сморщилась от жалящего солнечного света. Оказалось, что я, полностью одетая и обутая в сапоги, лежала в собственной постели на изгвазданном грязной обувью бежевом покрывале и не имела в недужной голове ни одной трезвой мысли, каким образом перенеслась из заколоченного особняка в свою спальню.

Магический эль перемещал людей в пространстве? Одно становилось ясным наверняка, что он начисто стирал воспоминания.

На прикроватном столике в глиняном стаканчике остывал отвар от похмелья, видимо, заботливо оставленный отцом. С благодарностью отхлебнув чуть горьковатое на вкус, но поистине спасительное средство, я дотронулась до пульсирующего красным сигналом магического вестника. Устройство издало невнятный сип, надрывно раскашлялось, а следом раздался надсадный вопль шефа:

— Войнич, ты разжалована!

Я вздрогнула от боли, стрельнувшей в голове.

Из конторы редактор выгонял меня по семь раз на дню, а потому грозным посланием душевного трепета не вызывал. Но складывалось ощущение, что в злобный клич он вложил весь мало-мальски возвращенный голос и теперь онемел как минимум на неделю.

Похоже, ему пришла депеша о том, что вчера мы с Яном учинили погром в оранжерее и оплатили взыскание в стражьем пределе за счет конторы «Уличных хроник». Теперь конторе точно никогда не придет приглашение на открытие новых сортов каких-нибудь тюльпанов.

— Зря вы, шеф, себя не бережете. — Я прихлебнула антипохмелина. — Не стоило вам, шеф, так надрываться.

Приведя себя в порядок, я вышла в кухню, где отец суетился возле очага с пыхтящей кастрюлей каши, а дядюшка Кри, заняв место во главе стола, пересчитывал аптекарские чеки и неуверенным почерком записывал выручку в толстую бухгалтерскую книгу. Бывший арестант в отличие от моего бесхитростного родителя действительно неплохо разбирался в цифрах и виртуозно проводил в уме сложные расчеты. Если Кри садился за стол для игры в «двадцать одно», то раздевал противников до кальсон. Он проигрывал только в шашки — никак не мог понять логику занятной игры.

Родитель окинул меня хмурым взглядом и поинтересовался только из вежливости:

— Как ты себя чувствуешь?

— Сносно, — соврала я. — А где Ян?

Мужчины быстро переглянулись, заставив меня насторожиться.

— Разве не он меня привез? — вопрос был риторическим.

— Сказать точнее — принес, — безжалостно поправил папа, давая понять, что девица, окончившая два с половиной курса в Институте благородных девиц, просто не имела права вползать в дверь на коленках, а еще лучше въезжать на чужих руках.

Становилось ясно, что вчера бедняга Ян напоролся на допрос с пристрастием от моего благородного отца и его не особенно благородного, но исключительно убедительного приятеля, а потому сбежал с такой проворностью, что мелькали пятки.

— Почему ты не оставил его на ночь? — накинулась я на самопровозглашенных дознавателей. — Он же трусишка! Как он поехал через весь город на съемном экипаже?

Неожиданно в голове всплыл странный разговор, происходивший то ли во сне, то ли наяву.

С поразительной легкостью, словно бы не чувствуя веса ноши, Ян нес меня на спине по незнакомой каменной лестнице. Я прижималась горящей щекой к его прохладной кожаной куртке и сонно бормотала: