Марина Ефиминюк - Бесстрашная

— Пять минут, — вытащив из кармана паршивых брюк мои часы, заявил охранник. Он захлопнул крышку и нахально подмигнул мне, видимо, заметив возмущенный взгляд.

Мы с Яном встали очень близко и, наверное, со стороны выглядели парочкой.

— Как ты сюда попал? — зашептала я.

— Дал денег.

— А отец?

— Не пустили. Он собрал тебе кое-какие вещи. Еду отобрали на входе, а одеяло с теплыми носками оставили. — Он сунул мне объемную сумку. — Не бойся, мы скоро тебя отсюда вытащим. Шеф сказал, что подключит все свои связи.

— Можно подумать, у него много связей, — фыркнула я, практически разуверившись, что когда-нибудь увижу белый свет.

Спасти меня могла лишь сбежавшая Жулита, но вряд ли актерка рискнула бы своей жизнью ради газетчицы, неудачно напившейся хмельного магического зелья.

— Здесь ужасно, — пробормотал Ян, с брезгливым видом оглядывая крошечную камеру. — И пахнет плохо.

— Не переживай, мне не впервой сидеть в мусорных ямах, — невесело пошутила я.

— Эй, голубки! Время на исходе! — объявил охранник.

— И еще вот… — торопливо прошептал Ян, и из его рукава, как у фокусника, выскользнул тяжелый металлический предмет с шероховатой поверхностью. Острый носик уткнулся в мою подставленную ладонь.

— Это подпилок?! — выдохнула я.

— Тише! — Ян с тревогой глянул на маячившего за решеткой стража.

— Ты рехнулся? Что мне с ним делать? — Я попыталась вручить инструмент обратно помощнику. — Я же не смогу в открытую пилить решетки!

— Вы чего закопошились? — Заметив оживление в камере, для острастки охранник шарахнул дубинкой по решеткам.

Мы с Яном невольно вздрогнули, но тут же продолжили прерванный спор.

— Оставь, еще пригодится, — отбрыкивался помощник.

Видимо, чтобы пронести запрещенный инструмент в тюрьму, трусишке пришлось собрать не только волю, но и зачатки смелости, а теперь повторить подвиг он был просто не способен.

— Пригодится подкоп делать? — бранилась я.

— Для самообороны! — нашелся Ян.

В этот момент страж громко заявил:

— Голубки, время вышло.

От неожиданности мы с приятелем отшатнулись друг от друга. Мне ничего не оставалось, как спрятать подпилок за спиной и попрощаться с приятелем.

— Ты скоро отсюда выйдешь, — с уверенностью повторил он, и за ним захлопнулась решетка. Шаги отдалялись, яркий свет истаял, и мои глаза постепенно снова привыкали к темноте.

Со злостью я глянула на подпилок. Из-за глупого инструмента я так и не спросила, как отец воспринял новость о моем аресте, не прихватило ли у него сердце?

Натянув на голые ноги носки, я завернулась в знакомый клетчатый плед. Хотела вдохнуть запах перечной мяты, какой пахли абсолютно все вещи в доме, но вместо лекарственной травы ощутила едва уловимый аромат благовония Жулиты. В отличие от людей вещи знали, что она, способная одним своим появлением спасти меня, жива.

Наплевав, что тюфяк придется делить с колонией блох, я прилегла на скамью и почти задремала, но тут на этаже начался невообразимый шум — привезли еду. Через какое-то время рядом с моей камерой остановилась тележка с огромными кастрюлями. Сощурившись от света, я села и проследила, как знакомый охранник навалил в миску клейкой массы и сверху прибавил пару ломтей хлеба грубого помола.

— Кушать подано, сладенькая, — с глумливой улыбкой объявил он и сунул миску между решетками. Плошка плюхнулась на пол, расплескав толику каши, упал один ломоть хлеба. Я не сдвинулась с места. Даже мысль о том, что клейкая сероватая бурда окажется у меня во рту, вызывала тошноту.

— Поди, привыкла к ложке и ножу? — осклабился охранник.

— Вилке, — не поворачивая к нему головы, поправила я ледяным тоном.

Нам обоим было очевидно, что через пару дней голодной диеты у меня настолько сведет живот, что даже тюря для свиней покажется королевским кушаньем, что уж говорить о тюремной каше, а падение куска хлеба на пол перестанет являться достаточной причиной, чтобы отдавать его крысам.

Охранник постоял еще некоторое время перед решетками, потом ушел. Я дождалась, когда он исчезнет из поля зрения, а камеру накроет привычный сумрак, и подобрала миску. Обмакнув хлеб в варево, я попыталась что-нибудь съесть, но даже не смогла разомкнуть челюстей. Затаив дыхание, я все-таки откусила от ломтя и стала методично жевать, сосредоточившись на мысли, что даже отвратительная по вкусу еда, если она не приправлена крысиным ядом, поможет мне не скопытиться до освобождения.

Через некоторое время страж снова появился. Встал напротив решеток, озарил камеру раздражающе ярким светом.

— Говорят, что ты газетчица, — подал он голос, но я снова не повернула головы.

Внутри вспыхнуло нехорошее предчувствие. Прикусив язык, чтобы не наговорить дерзостей, я сжала кулаки и принялась считать до ста, стараясь отогнать нарождавшуюся панику.

Страж шарахнул по решетке сапожищем и ухмыльнулся:

— До встречи, сладенькая.

Я сжала спрятанный между складок пледа подпилок, и когда он вернулся в темноте, открыл решетку и вошел в камеру, была готова нападать первой.

— Соскучилась? — осклабился он и суетливо обтер рукой губы.

Внутри у меня точно скрутилась тугая пружина. Напильник скользил во влажной от страха ладони. В тусклом неровном свете масляной лампы насильник выглядел пугающим великаном, точно чудовище из моего детского кошмара, и, как во сне, одутловатое небритое лицо терялось в глубокой тени. Он стал медленно приближаться, и я невольно подвинулась на лавке.

— Ты красивая и холеная, совсем не похожа на уличных шлюх…

Я сделала глубокий вдох, стараясь удержать себя на месте. В борьбе с противником, превосходящим в росте и весе, можно было рассчитывать лишь на эффект неожиданности.

— Я никогда не пробовал таких… чистеньких.

И в этот момент я соскочила со скамьи и, не глядя, ткнула тяжелым подпилком в лицо насильника. Жаль, до глаза не дотянулась, а лишь распорола острием ему щеку, но из разреза хлынула кровь. Охранник взвыл от боли, и я размахнулась снова, но от хлесткого удара опрокинулась на ледяной пол. Окровавленный напильник отлетел в угол, перед глазами заплясали звездочки, в ушах зашумело. Издалека донесся злобный рык.

— Тварюга!

Только чудом мне удалось откатиться от огромного сапожища, с бешенством всаженного в пол…

Вдруг разъяренный толстяк громко хрюкнул и полетел головой вперед. За ним стоял высокий мужчина в черных одеждах и с лицом, закрытым маской. Глотая слезы, я отползла к решетке и свернулась комочком, прикрывая голову руками. Казалось, что происходящее в камере мне просто снилось в дурном сне.

Тяжело дыша, охранник поднялся, обтер о рукав разбитый нос и дернулся в мою сторону, но нежданный гость мгновенно перекрыл ему дорогу. Секундой позже насильник снова кувыркнулся на пол от мощного удара ногой в живот. Он закашлялся, засипел, но прийти в себя ему не дали. Голос ночного курьера звучал спокойно, даже отстраненно, отчего становилось ясно, что мой спаситель приготовился превратить толстяка в калеку.