Тара Фюллер - Проводник

— Это плохо?

Он покачал головой.

— Нет. Думаю, воспоминания — это то, что сохраняет тебя человеком.

— Ты кажешься мне довольно похожим на человека. — Я поставила кружку на тумбочку и зевнула. Как бы сильно я не ненавидела это, но сон уже тянул меня. Было такое ощущение, что к векам прикрепили свинцовые гири. — Ты не против, если я пойду спать?

Финн положил руки за голову.

— Пока ты не храпишь.

Я засмеялась в подушку и зарылась в одеяло. Я протянула руку, чтобы выключить лампу, и тьма накрыла комнату.

— Эй, Финн? — Я провела рукой над подушкой, радуясь, что свет был выключен, поэтому он не мог видеть, насколько красным было мое лицо.

— Да?

— Когда ты сказал, что присматривал за мной последние два года… — Я замолчала, слушая, как он ждет рядом со мной. — Значит ли это все время?

На мгновение повисла тишина, но затем он заговорил:

— Что ты имеешь в виду? Видел ли я…

— Ты видел меня… ну, знаешь… без одежды?

— Н-нет. Конечно, нет. Зачем мне…

Он казался испуганным, и я не могла не рассмеяться.

— Хорошо, хорошо. Я тебе верю.

Он немного посмеялся, это звучало как облегчение.

— Я правда не видел. Клянусь.

— Знаю, — прошептала я. — Эй… не уходи, ладно?

Я не могла действительно видеть его, просто слабое мерцает в темноте, но я слышала, как он придвинулся ближе.

— Я останусь настолько долго, насколько смогу.

— Обещаешь?

— Всегда.

Эмма

Следующим утром, я медленно направилась в кухню, отговаривая себя от мысли забраться обратно в кровать, поспав всего три часа. Но мне действительно не хотелось слушать мамины крики по поводу того, какой беспорядок я оставила на кухне.

Когда я проснулась, Финн ушел. Все, что у меня осталось, это воспоминания о его прикосновении, о его пальцах, создающих волшебство, когда они танцевали по моей коже. Его прикосновение чувствовалось подобным теплому электрическому току, сродни дыханию, но дыханию, которое оставило меня желать большего. Кошмары о случайных душах, пытающихся убить меня, что случилось вчера вечером, не помогали решению вопросов. Но, по крайней мере, это вроде бы приобретало какой-то смысл.

Я оглядела кухню. Взглянула на беспорядок, который я все еще должна была прибрать. Я простонала и начала складывать грязную посуду в раковину. Я взяла миску с, уже покрывшемся коркой, тестом для кексов, которое теперь никогда уже не отправится в духовку, и выбросила эту жижу в мусорный бак. Часть меня все еще держалась за надежду на то, что это был всего лишь сон. Вымысел моего воображения. Другая часть нуждалась в ком-то, кто внес бы немного ясности во все это, поскольку та часть меня отчаянно боялась, что он никогда не вернется. Боль разразилась где-то глубоко в моей голове.

— Похоже на взорванную пекарню, — сказал Кэш из коридора.

Я вскрикнула и уронила миску для смешивания, которую держала в руках.

— Ты напугал меня до чертиков! Что ты здесь делаешь в такую рань в субботу?

Кэш уселся на барный стул.

— Папа заставил меня встать и прочистить водостоки, — сказал он. — Ты действительно выглядишь уставшей. Помочь тебе с этим?

— Вообще-то да. Это было бы отлично. Мама будет психовать, когда проснется.

— Ну, мне уже говорили, что я — само превосходство. — Кэш схватил один из оставшихся кексов, которые я пекла позавчера на мамин день открытых дверей.

— Кто это тебе сказал?

— Я говорю это сам себе каждый день перед зеркалом. — Он ухмыльнулся и затолкал половину кекса в рот, затем подобрал чистую ложку со столешницы и уставился в нее.

— Ты — само совершенство. Ты — властелин вселенной. У тебя — самый большой…

— Хватит! — Я рассмеялась.

— Что? Я собирался сказать, что это действительно огромный кекс. — Он пошевелил бровями и слизал глазурь с нижней губы.

Я ударила его тряпкой.

— Я думала, что ты собираешься помочь мне убрать тут?

— А чем, по-твоему, я тут занимаюсь? — спросил он, работая над тем, чтобы запихнуть оставшуюся часть кекса в рот.

— Похоже, что ты набиваешь свой желудок, — сказала я и вернулась к тарелкам.

После того, как он проглотил, он облизнул губы и вытер крошки со столешницы.

— Так в чем дело? У тебя была плохая ночь или что-то еще?

Тепло всколыхнуло мои волосы, струившиеся ниже шеи поверх свитера. Я оглянулась и вскрикнула. Финн стоял так близко, что волосы на моей руке встали дыбом. Металлическая миска ухнула на пол, и я бросилась вниз, чтобы поднять ее.

— Черт возьми!

— Не беспокойся. Он не может видеть меня, если я не хочу, — сказал Финн. — Просто действуй так, будто меня здесь нет.

Верно. Как будто это было настолько легко.

Кэш подобрал миску раньше меня и помог мне подмети пол.

— Ты больше, чем не в себе. Серьезно, что с тобой сегодня происходит?

— Ничего. — Ничего, кроме того, что я вижу мертвых людей.

— У девушек «ничего» всегда что-то значит, — сказал он.

Я сосредоточилась на парне, который знал больше моих секретов, чем моя собственная мама. Затем мой взгляд метнулся к призраку парня, стоявшего позади него. Финн нахмурился. Взгляд его глаз посылал мне теплые импульсы, которые вздымались внутри меня.

Я не могла рассказать об этом Кэшу.

— Я не знаю, — сказала я, вытирая руки. — Я просто не хочу говорить об этом прямо сейчас. Ладно?

Кэш кивнул и отодвинулся назад, смахивая муку с рук на его футболку, на которой сегодня было написано «И вот что она сказала».

— Я могу дать тебе немного личного пространства, если хочешь.

— Да. — Я отвела взгляд, не в силах смотреть ни на одного из них. Вместо этого, я уставилась во тьму, царившую за кухонным окном. — Это, наверное, будет лучше всего.

— Все в порядке. Мы все еще идем на ночь кино?

Я моргнула, пытаясь осознать его слова.

— Ночь кино?

— Ты. Я. «Смертельное Оружие». Мы планировали это в течение двух недель.

Я кивнула. Хорошо. Это было хорошо. Возможно, это было именно то, что было мне нужно. Нормальное. Кэш. Попкорн. Глупое кино.

— Да. Увидимся сегодня вечером.

— Круто. До вечера. — Кэш схватил еще один кекс и скрылся через входную дверь. Я резко обернулась, глядя на Финна в тот момент, когда дверь закрылась.

— Послушай, ты не можешь… — Я поняла, что там уже никого не было, и слова застряли в горле. Где-то глубоко в моей груди что-то начинало болеть. Финн ушел.

Финн

— Он делает это нарочно, — сказал я Истону.

Мой мозг казался лоскутным одеялом смерти. Видения тел, сотканных в крошечные, кровавые, прямоугольные воспоминания, мелькали у меня перед глазами. С нашей встречи, у меня едва было время, чтобы привести мысли в порядок, перестать разрываться между жатвой и желанием навещать Эмму столь часто, как мне хотелось. Мне казалось, это и было моим испытанием, но было ли это наказанием или же развлечением? Чувствовалось одинаково.