Дарья Еремина - Суккуб

В комнату, где спит бабушка с правнуком подмышкой. На полуторке, уютной, как свитер, который носишь десятый год. Как стоптанные тапки, которые никогда и ни за что не предашь.

Темно. Бабушка похрапывает с тревожным свистом. Мелкого еще не угомонить. Перед глазами вертолетик, поэтому смотрю в потолок. Мы лежим в темноте, и я думаю об Аньке, которая не пригласила на свадьбу. Думаю о Максе. Думаю о тех, о ком успела забыть. Макс – лишь первый муж подруги. У каждой будет. У каждой. И всегда будет одно и то же. Взгляд Галкиного зятька намекнул об этом прямолинейно и безнадежно. И ради них, ради себя, ради всех нас, ради того, что мы можем вспомнить... я, даже, не позвоню.

Разве вправе я заставлять близких мне людей чувствовать себя виноватыми? Жизнь сама все расставит по местам. Помогать ей в этом – все равно, что запустить дождевых червяков утоптать асфальт вперед катка.

А Галка лежит и молчит так, будто все и так знает. И мне очень хочется рассказать. Хоть кому-нибудь. Хоть с кем-то разделить все-все... Но я молча смотрю в потолок. И в душе слезы. Водопады слез. Но они, лишь, там.

Меня разбудил нормальный, логичный и прогнозируемый сушняк. Бабушка все так же посвистывала, храпя. Галка, почувствовав простор после того как я поднялась, раскинула свои худющие руки-ноги по всей полуторке. Стараясь не шуметь, я пошла на кухню. Работал телевизор.

- Ты что не спишь? – спросила я мелкого, протирая глаза.

Налила воды из графина. Отпила. На экране скакали лошадки. Очередная SMS-игра, придуманная светлой головой и запущенная темными мыслями.

- Моя лошадка выигрывает, – ответил мальчишка. В руке зажат мобильный телефон.

- Чей телефон? – спросила я раньше, чем подумала о том, что это не мое дело.

- Папы.

Ох, и влетит же тебе от папы... Но вмешаться в чью-то жизнь, подмигнув с экрана, со страницы журнала, со строки книги – это одно. А вот так – лично – это совсем-совсем другое.

Я снова наполнила стакан, и направилась к проему двери, прикрытого постукивающими бамбуковыми жалюзи. Почему эта дрянь ловится даже тут? Я про SMS-викторины, игры. Я про семь рублей за нарисованную лошадку. За каждую – по семь...

- Удачи, – шепнула, выходя.

Галька, проснувшись при моих покушениях на половинку кровати, с благодарностью приняла стакан воды.

- Твой племянник сидит на кухне перед телевизором и тратит деньги на телефоне отца. Играет в скачки, – Наябедничала я шепотом.

- ...Завтра влетит, – Галка повернулась ко мне спиной.

- Я все думала, на ком же они держатся? – подумала я вслух, тоже ложась на бок. – Что ты об этом думаешь?

- Ничего, – зевнула Галка в подушку, – мое дело освещать факты, а не оценивать.

- Галка... – я удивилась, – это не твоя позиция.

Она повернула голову. Потом и вовсе легла на спину. Ей, конечно же, так же фиговенько и гаденько, как и мне.

- ...Если звезды зажигают - значит - ...это кому-нибудь нужно?

Я не нашлась. Закрыла глаза. В грудной клетке бурлил стакан воды. Но Галка права. С одной стороны. С их стороны...

13.

На собрании Верховного Суккубата я села с краю на последнем ряду правой от входа половины. Я не слушала... Или не слышала... Просто не понимала речь... Сознание отказывалось переводить. Я сидела и ждала, когда она останется одна.

Сбегая из Москвы месяц назад, я и не предполагала, сколько на самом деле успела накопить сил. Я не ощущала их, чувствуя себя разбитой, потерянной, брошенной.

Я звонила Марку каждую неделю. Я не могла без его голоса. И я слышала, что он сходил с ума там, вдалеке, без меня, один.

- Пришли мне на мейл все имена, все фотографии, все телефоны, – просила я.

- Лида, он жив.

- Кто? – сердце екнуло.

- Миша жив. Его откачали. У него проблемы с руками, но он жив. Он снял все обвинения.

Я облокотилась о стекло за спиной.

- Я перезвоню...

По лицу скользнул свет прожектора. Я невольно поморщилась, отворачиваясь. Впереди поднялась женщина. Я слушала далекий, но разборчивый голос старушки и думала о том, на что могла бы потратить силы вместо того, чтобы подчищать свои следы. День за днем заставлять кого-то забыть о себе. Устраивать маленькие локальные пожарчики, уничтожающие документы. Убивать «от старости» жесткие диски, терять CD-диски, флешки. Забывать, забывать, забывать...

- Лидонька, где ты? – от его голоса сжималось сердце. – Просто скажи, где ты.

- Еще что-то осталось?

- Если ты не собираешься уничтожать все тиражи всех журналов, все записи ток-шоу, твоих репортажей и прочее, то нет.

- Марк, точно? Прошлый раз ты сказал то же самое.

- Да, точно! Где ты?

Раздался смех. Я подняла голову, прислушиваясь. Над чем смеялись, я пропустила и теперь удивленно переводила взгляд с одного покатывающегося затылка на другой. Угасшая звезда в проходе сказала:

- Окей, поехали дальше.

Я вздохнула, прикрывая глаза.

- Милая, возвращайся. Мы с Гариком потонули в твоих делах. Они тебя ждут.

- Каким Гариком? Каких делах? – не поняла я.

- Гарик – твой бренд-менеджер. А бренд – ты. И тебя, Лида, много.

- А... – поняла я. Да, сама я могла повеситься на люстре, но Лиду(тм) убить не так легко, если ей занимается профессионал.

Я вздрогнула, когда обе половины зала поднялись. Встала, оглядываясь. Вокруг склонили головы. Похоже, кого-то поминают. Из своих. Из наших...

- Похоже, у нас теперь нет выхода, – сказала старушка. Мы сели, произведя гулкий шорох. – Кто кроме усопшей силен в прямом влиянии?

Я поднялась снова. Об этом мы говорили при нашей первой встрече. Луч прожектора заставил поморщиться.

- Да, девочка. Ты! – вспомнила она меня, кивая. – Как хорошо, что ты появилась. Да… – похоже, старушка успокоилась, – останься после собрания, пожалуйста. Это отдельный разговор.

Я села.

- Поехали дальше... – привычно сказала погасшая звезда, и я практически услышала, как ее наманикюренный ноготь шуршит по повестке дня.

Месяц прошел. За месяц – всего один месяц – я уничтожила все, что могло уничтожить меня. Но это не могло вернуть Гришу. Мою Гришу.

Я забыла, зачем делала то, что делала. Возможно, это было по инерции. Потому что единственный важный для меня пункт давно забытого списка – был неосуществим. Мы не можем вернуть прошлого. Мы не умеем вернуть родных и близких. Мы можем притянуть луну. Мы можем остановить Землю. Мы можем заставить забыть. Мы можем убить. Но воскресить – не можем.

- Лида... – он не знал что сказать. Он сказал уже все. Говорил постоянно. Писал постоянно. Думал постоянно. Все слова я знала наизусть.

- Я навещу маму и к тебе...

Это было неделю назад. Тогда мои пальцы выпустили пустую золотую карточку в мусорный бак. Даже самая слабая из нас за неделю могла выстроить, организовать, обеспечить свое пребывание на собрании. Если она на него в принципе собиралась.