Дарья Еремина - Суккуб

- Миш, в ночь на девятнадцатое я буду в Риме. Если что-то срочное, перенеси все на начало и конец дня соответственно. Если нет, освободи мне пару дней.

Молчание.

- Хорошо. Разберусь. Перезвоню. Давай.

Я кивнула. Убрала телефон и вздохнула.

Съемки продолжались практически сутки, большую часть которых я просидела за праздничным столиком. Улыбка не отклеивалась от лица даже тогда, когда снимали кадры со звездами. Прилепить обратно, сползи она нечаянно, у меня бы не получилось. Это был второй и последний день съемок с моим участием. Точнее, с моим присутствием…

И я безумно хотела спать и была рада, что Марк заехал за мной. Сама я могла уснуть за рулем. Мы шли по запутанным коридорам телецентра, и я чувствовала взгляд в спину.

За неделю, прошедшую после ДТП мы с Андреем встретились всего раз и, кажется, случайно. На очередной субботней вечеринке я почувствовала настойчивый взгляд в затылок и сцепила руки, чтобы скрыть волнение. Нам больше ничего не нужно было играть. Только теперь, прежде чем подойти, я отводила от нас все возможные объективы.

Через две недели я вошла под своды Собора святого Петра.

Заметил ли кто-нибудь мое отсутствие на предыдущем собрании? Придал ли этому значение? Осведомлен ли обо всем произошедшем? Присев на последнем ряду с края, я слушала старушку: ее голос, но не речь. Со мной у нее будет разговор особый. Определенно.

И я оказалась права.

На собрании упоминался Ласкар и его «проделки», слышался возмущенный ропот и восклицания, но ко мне не обратилось ни одного взгляда. Он стал их врагом, и теперь это было объявлено официально.

Лавки опустели. Я, даже, не вставала, чтобы пропустить выходивших женщин. Просто развернулась к ним спиной, убрав колени из прохода. Старушка сделала «кхм-кхм», и я подняла к ней лицо.

- Милая… - присела она и положила сморщенные ладошки на спинку передо мной.

- Меня зовут Лида, – поправила я ее, сама не понимая причин возмущения. Старушка задумчиво улыбнулась.

- Ты пытаешься создать полную картину, нарушив даже маленькие правила? Что ж, так твой образ станет для меня более органичен, Лида.

Мне понравилось, как звучит мое имя в ее устах. Это зыбкое, невесомое «л» и отскакивающая, как шарик в пинг-понге «д». Пожалуй, она умела смаковать имена. Было ли это ценно здесь, где первое, что мне сообщили, звучало как «No names!»? О, да… Это было бесценно.

Она углубилась в историю их части общей организации – суккубату. Конечно же, она пыталась убедить меня вернуться на их сторону в вопиюще неравной борьбе с Ласкаром и мирскими катаклизмами. Миролюбиво и нерешительно подняв ладонь, я покачала головой:

- Я не встану на сторону Ласкара. Я не поддерживаю его моральных принципов, хотя с философией согласна. Но я никого не собираюсь останавливать и тем более убивать, – я повела головой для выразительности и веса следующей фразы. - Но я также больше не вижу себя среди вас, – я боялась, что старушка перебьет меня, но она подбадривающе кивнула. – Если есть какая-то нейтральная сторона, я хотела бы занять ее. Если нет, то я буду первой. Ваши нормы морали, позволяющие изменять чьи-то судьбы, для меня неприемлемы. Я считаю это неправильным. Я… сомневаюсь, что вы имеете на это право.

- Смело, – усмехнулась она.

- Я не опасна для вас и хочу безопасности для себя, – это уже походило на мольбу. - Я совершенно не ценна для вашей организации. Мои познания не выходят за рамки стандартного образования. Я поверхностна и никогда не интересовалась ничем действительно важным! Я же, по сути…

- Действительно важным? – перебила старушка. – Думаешь, пожарных, когда они выносят из горящих домов обезумевших от страха людей, кто-то спрашивает первый закон термодинамики или температуру кипения селена? Думаешь, доктора, делающего операцию на сердце, кто-то спрашивает о направлениях движения воздушных масс над Атлантикой? Думаешь, сидящий над микроскопом ученый имеет понятие о том, какие рычаги своего существа ты приводишь в движение, отдавая прямые команды? Что ты считаешь действительно важным?

Я растерянно потупилась.

- Никто не осведомлен о мироздании лучше, чем пятилетний ребенок, разглядывающий жука в траве. Если ты не успела засорить свой мозг знаниями, которые никогда в жизни тебе не пригодятся и при этом, не делая никому зла, сумела обеспечить себе существование и реализацию, то я не вижу повода к самобичеванию.

Старушка какое-то время помолчала, разглядывая лакированную спинку между нами.

- Кому ты доверишь определять нормы твоей морали, знаний, щедрости? Кому вообще позволено определять нормы, милая?

Я сглотнула, следя за ее пальцами, скользящими по гладкой поверхности спинки туда и обратно.

- Сомнение лежит в основе любого искания, детка. Но никакое искание не обязано сопровождаться сомнением в самой себе.

- Но если я не вижу даже намека?..

- Значит, твое время еще не пришло.

Она поднялась и обернулась к золоченым фигурам отцов церкви. Крикнула в пустоту знакомую фразу. Повторила ее по-итальянски.

- Оставьте меня в покое! Я не собираюсь мешать вам, но я не считаю то, что вы делаете, правильным, – повторила я и поднялась, сжимая правый кулак.

Старушка обернулась ко мне с удивленной улыбкой.

- Что же ты собираешься делать, Лида?

- Вы сказали, что скоро понадобятся все мои силы. На что?

Изящно отмахнувшись от моего вопроса, она покачала головой.

- Если бы вам удалось убить меня… Меня и так нельзя было бы использовать, – я начала путаться, иностранные слова будто замораживал язык.

С минуту старушка сверлила меня взглядом, раздумывая или планируя – не знаю. Становилось жутко. Казалось, она предусматривает то, от чего я не успела защититься.

- Хорошо. Если ты обещаешь не вмешиваться на стороне Ласкара в том числе…

- Я обещаю, – кивнула я поспешно.

- Будем считать это время твоим декретным отпуском.

Кивнув, старушка развернулась и направилась к выходу. Я села на лавку, не сдерживая дрожь. Сердце бешено колотилось. Даже факт нахождения в святом месте не успокаивал.

Через пару минут сбоку вышла смутно знакомая бабуля со шваброй. Не обращая на меня внимания, она начала елозить влажной тряпкой по полу и постепенно добралась до моей лавки. Остановившись на мгновение, заглянула в глаза. Я подняла лицо, чтобы улыбнуться ей: все хорошо. Старушка улыбнулась в ответ и мелко закивала.

Я поспешила к выходу.

Выйдя из Собора, я поежилась. На улице было тепло: озноб шел изнутри. Сдержалась, чтобы не поискать глазами Гришу. Втянула сухой теплый воздух и вздрогнула от шороха шагов слева за спиной. Обернулась.

- Что ты здесь делаешь?

Ответили мне губы, впивающиеся в рот и язык, проникающий внутрь. Андрей прижал к себе крепко и надежно. Руки распорами застряли на его плечах.