Анастасия Туманова - Жёны Шанго

– Я не вру! – взорвался Ошосси. – Всё было так! Я был пьян, мотался по городу, не знал, куда пойти, пришёл на пляж… и она пришла туда тоже…

– Но Ошун пропала несколько дней назад! – Огун снова умолк, что-то озабоченно прикидывая. – Её все искали! А она пришла – к тебе?.. С чего она вообще тебе дала, дорогой мой? Три года ей никто, кроме Шанго, не был нужен!

– Ошун взяла с меня слово, – глухо сказал Ошосси. – Что, когда она позовёт – я приду.

– Да на кой чёрт ты ей сдался?! Разве Шанго не мог ей помочь? Он бы для своей красотки всю Баию перевернул кверху дном!

– Получается, не мог! – огрызнулся Ошосси. – Шанго два месяца не появлялся у неё! Сам не звонил, телефон не брал! Ошун места себе не находила! По-моему, с ней первый раз в жизни так мужик обошёлся! А потом что-то стряслось, и ей понадобилась помощь! И она… попросила меня.

– И заплатила вперёд, – подытожил Огун. – Да-а… Знаешь… Шанго мог тебя и впрямь пристрелить за такое. Ты очень дёшево отделался, как я вижу.

– Сукин сын! – выругался вдруг Ошосси. – Сукин сын! Он получил то, что заслужил, вот и всё! Поэтому и не убил меня! У него самого рыло в пуху! Стоит мне отвернуться, как он уже лапает Йанса! И что – я должен был на это спокойно смотреть? Или сразу застрелиться? Или застрелить её?!

Огун посмотрел на него с невероятным изумлением. Наморщив лоб, переспросил:

– Шанго… переспал с… Йанса?..

– Они тискались в нашем фургоне! И если бы я зашёл на минуту позже!.. – Ошосси треснул кулаком по столу так, что тот с треском зашатался. Пачка сигарет соскользнула с его края.

Огун поймал сигареты почти у пола. Внимательно разглядывая чёрный зигзаг на этикетке, сказал:

– А вот сейчас не ври мне ни словом, брат. И хорошо подумай, прежде чем отвечать. Ты своими глазами видел, как сержант – тискалась – с Шанго? По-настоящему?

Голос Огуна был негромким. Но, взглянув в его лицо, Ошосси отпрянул к стене.

– Отвечай! – загремел Огун, с размаху швырнув сигареты на стол. – Он хватал её за сиськи? Держал за задницу? Они целовались? Йанса была раздета?! Ты это видел?! Видел, твою мать?! Видел, или нет?! – он с размаху ударил кулаком по стене рядом с головой брата. Стена затрещала. Ошосси грохнулся на пол вместе с табуреткой и заорал:

– Нет!!! Нет! Они стояли рядом! Просто стояли рядом! Больше ничего!

Снова наступила тишина.

– Я был пьян… – с трудом выговорил Ошосси, приподнимаясь на локте. Его трясло. – Пьян… и злой как собака… И Ошун пришла ко мне сама… Я что, должен был отказаться? Ты бы отказался?! Только не говори мне, что никогда не хотел Ошун!

– Ты мужчина, или нет? – с отвращением спросил Огун. – Слава богу, тебя хоть к Марэ спьяну не понесло! Не хватало ещё… – Он вдруг умолк на полуслове, встретившись глазами с братом.

Ошосси моргнул. Отвёл взгляд. Медленно опустил голову, и его мокрые дреды упали на пол.

Огун закрыл глаза. Глубоко, всей грудью вздохнул. Смял в кулаке свой окурок так, что искры и горячий пепел посыпались сквозь пальцы на пол. Ошосси молча зажмурился. Но старший брат лишь резким движением взял со стола свои сигареты и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

Прикрыв дверь, Огун сразу же наткнулся на взволнованную Эву. Усмехнулся: сестра даже не пыталась скрыть, что подслушивала.

– Что – мы сильно орали? Ты испугалась, малышка? Ничего страшного. Я уезжаю сейчас…

– Уезжаешь? Куда? – всполошилась Эва. – Огун! Что я смогу тут с ними сделать, если…

– А ничего не надо делать, – спокойно отозвался брат. – Никто никуда не денется.

– Но… разве можно сейчас Шанго и Ошосси оставлять в одном доме? Шанго же убьёт его! Я всё слышала! Я… знаю, что натворил Ошосси!

– Эвинья, если Шанго хочет убить – он убивает, – пояснил Огун. – Не забудь, он мог прикончить Ошосси прямо во дворе тюрьмы. Так что не бойся, ничего больше не будет. Кроме того, тут остаётся Эшу.

Растерянная Эва молчала. Огун, хмурясь, прошёлся вдоль стены. Медленно, словно нехотя сказал:

– Да, вот ещё что… Ошосси может понадобиться твоя аше. Он на нуле. Ты ведь с ним поделишься, малышка?

– Конечно, но…

– А у меня важное дело в Баие, – И Огун, подбрасывая на ладони ключи от джипа, пошёл к калитке. Эва вздохнула – и отправилась в кухню.

После долгих поисков ей удалось найти огромную пачку чёрных бобов, луковицу, полбутылки дэндэ, замороженное мясо, пакет тапиоки, невскрытую банку кокосового молока и шесть сморщенных клубней батата. Вскоре на плите шкворчало масло, а Эва, пыхтя от натуги, старалась разделить ножом мёрзлые куски говядины. С этим ей помог появившийся Эшу. Он был в отвратительном настроении, но без спора согласился порезать лук, сделал это на удивление ловко и молча курил, сидя на подоконнике ногами наружу, всё время, пока сестра возилась у плиты.

Готовить Эва почти не умела. Но несколько раз на каникулах ей приходилось помогать старшей сестре, и она была уверена, что уж состряпать обычную фейжоаду она как-нибудь сможет. Помешивая в кастрюле бобы, Эва вспоминала сентенцию Оба о том, что голодный мужчина вообще не соображает, что он ест, до пятнадцатой ложки. Может, впрямь так оно и есть, как знать… Но не хватало ещё перетравить родных братьев!

Фейжоада «дошла», когда в окне, запутавшись в ветвях питангейр, повисла луна, а из сада, перекрывая стрёкот цикад, жалобно запела жаба. Чёрные бобы варились долго: взглянув на часы, Эва с ужасом убедилась, что уже час ночи.

– Шикарно! – одобрил Эшу, бодро забираясь ложкой в кастрюлю. – Это всё мне одному, да?

– Ты с ума сошёл? – рассердилась Эва. – Вон из кастрюли! Парни тоже ещё не ели!

– Шанго с канистрой кашасы захлопнулся наверху! – доложил Эшу. – Напился и храпит! Это до утра!

– Ошосси тоже спит?

– Не знаю. – Эшу сунул в рот разваренные бобы. – Он даже отлить не выходил.

– Сходи за ним. Пусть спустится поесть.

– Не спустится, – уверенно сказал Эшу, – Так что отдавай всё мне и… Ну что ты делаешь, Эвинья, зачем?

Эва, не отвечая, наполняла фейжоадой самую большую миску из бабушкиного буфета.

– Давай уж прямо в таз для белья! – возмутился Эшу. – Всю кастрюлю вывали ему целиком! За какие-такие заслуги? Где справедливость?!

Но Эва с дымящейся миской в руках уже шла к лестнице. Эшу, ворча, догнал сестру и засунул ей за бретельку платья начатую пачку сигарет.

Пьяным храпом Шанго, разносящимся по верхней галерее, можно было валить дождевой лес. Эва на цыпочках пробралась мимо запертой двери. Оказавшись возле бабушкиной спальни в конце коридора, тихо позвала:

– Ошосси… Ошосси!

Тишина. Помедлив, Эва пальцем босой ноги открыла дверь и вошла внутрь. В спальне было темно. По полу тянулся лунный луч.

– Ну, в чём дело? – Ошосси лежал поперёк огромной кровати, закинув руки за голову. Его дреды разметались по покрывалу, как щупальца спрута. – Я вообще-то сплю уже…