Анастасия Туманова - Дети Йеманжи

Спина покрылась липким потом. Эва спряталась за дверной косяк. Подумала, что нужно звонить в полицию или хотя бы позвать кого-то… и в этот миг увидела Эшу. Вернее, не его, а красно-чёрный вихрь, вылетевший из-за угла.

Что и говорить, дрался Эшу мастерски, и это была настоящая капоэйра! Двое из «байкеров» повалились сразу же, сбитые пушечными ударами пяток. Но остальные кинулись на Эшу, рыча, как уличные собаки. Вскоре по площадке перед рестораном, сшибая велосипеды и самокаты, катался клубок. Эва смотрела, как Эшу поднимается раз за разом – оскаленный, злой, с горящими яростью глазами, – расшвыривая «байкеров». Но тех было слишком много, и они сползались к нему снова и снова, как крысы к мышеловке. Казалось, их становится всё больше, и Эва никак не могла понять, откуда они берутся. «Он один, он не справится… – мелькнуло в голове. – Почему никто не вмешается, не вызовет полицию?» Вокруг не было ни души. А Эшу уже не мог подняться, и сразу четверо навалились на него, визжа и рыча. Один из нападавших неподвижно лежал у крыльца, запрокинув голову. Эва посмотрела в его лицо – и беззвучно завопила от ужаса, зажимая руками рот. Лица у байкера не было. Не было даже глаз. Плоская серая бугристая масса. «Аджогун… Это аджогун!» Крыльцо ресторана закачалось перед её глазами, и Эва тяжело осела на песок.

И в этот миг перед рестораном, истошно завизжав покрышками, остановилась красная «тойота». Дверца распахнулась. Из машины вылетела Йанса с обломком арматуры в руке. Подняв серебристый прут над головой, она закричала – и Эве показалось, что грозовые тучи, превратившись в камни, разом грохнулись на землю. Это был не крик, а удар грома, обвал в горах, приближение цунами и обрушившийся небоскрёб разом. С крыши ресторана поползла пальмовая кровля. Сорванная завеса из каттлеи, шурша, съехала на песок. Повалились несколько припаркованных мопедов. Эва, зажмурившись, зажала уши. А Йанса уже кинулась в схватку. Её прут замелькал, как серебряный меч, и Эва лишь ещё раз успела увидеть её жёсткое лицо с золотистыми беспощадными глазами. А затем сознание подёрнулось чернотой – и всё исчезло.

… – Ну, что такое, женщина?! Вставай, вставай! Уже всё!

– Да что ты её трясёшь, идиот? Пусти, я сама… Почему она вообще здесь оказалась?!

– Потому что дура, как все вы! Я велел ей не высовываться!

– Я хотела только помочь… – пробормотала Эва, открывая глаза. Она лежала на крыльце ресторана, голова её покоилась на пахнущих водорослями коленях Йанса, а перед ней на корточках сидел Эшу. Его разорванная майка двумя красными лоскутами свисала с плеч. Насупленная физиономия была перепачкана кровью.

– Ты жив? Ты в порядке? Их было так много…

Эшу закатил глаза. Встал и, взяв с перил ресторана бутылку минеральной воды, принялся умываться из неё. Вытираясь остатками майки, мрачно спросил у Йанса:

– Теперь ты видишь, что дела плохи? Они даже не ждут ночи! И их всё больше становится! Нужна макумба! Нужны все! Нужен Шанго – любой ценой!

– Вижу, – процедила Йанса. Бережно помогла Эве сесть и повернулась к Эшу:

– Живо увози её отсюда! Или хочешь, чтобы я?..

– Я сам! А ты найди, наконец, Шанго! После будете собачиться, если ещё…

Кулак Йанса просвистел в миллиметре от его головы. Эшу отпрянул. Эва испуганно вскрикнула. Йанса выпрямилась, молча смерила обоих жёлтыми глазами. Подняла с земли свой прут, вернулась в машину, и через мгновение красная «тойота» вылетела со стоянки.

– Это она нарочно, – спокойно сказал Эшу, прикладывая к ссадине на лбу мокрый камень. – Злится, конечно… И имеет право. Но Йанса – свой парень, не подведёт. И сделает всё, что в её силах. Ладно, женщина, иди к Дидинье, возьми у неё пластырь: мне глаза заливает… И вели, чтоб не вздумала в полицию звонить! Забирать, кроме меня, уже некого!

Эва убежала в ресторан. Там охающая Дидинья выдала ей пластырь, вручила вдобавок таблетку аспирина и пообещала никуда не звонить. Увидев аспирин, Эшу уныло проворчал, что лучше бы налили кашасы за счёт заведения, позволил Эве залепить себе рассечённую кожу на лбу и, как был без майки, с обнажённым торсом, взгромоздился на мотоцикл:

– Поехали, женщина! Сама видишь, что творится!

– Подожди. Ты не дорассказал мне.

Эшу скорчил гримасу, – мол, не до того сейчас, – но Эва упрямо напомнила:

– Ты сам говорил, что я должна всё знать. Что сделал Шанго, когда поднялся пьяным к матери?

– Он… – Эшу надел свой чёрный шлем. – Он сделал то, что… не мог делать с ней. То, что однажды почти сделал с Йанса.

– Что?! – Эве показалось, что она ослышалась. – Он что… прикоснулся… оскорбил… изнасиловал… свою мать?!

– Он не дошёл до конца, – сказал Эшу. Голос его из-под шлема звучал глухо, незнакомо. – Но порвал на ней платье. И ещё что-то. Я выволок его оттуда, дал пару раз по морде… Но я тоже был пьян. И вырубился вслед за ним. А когда очнулся – Шанго уже не было.

Эшу надвинул глубже шлем и, едва дождавшись, пока Эва сядет ему за спину, сдёрнул мотоцикл с места.

Снова ветер свистел в ушах. Оглушённая услышанным, Эва машинально прижималась к обнажённой, горячей спине Эшу (сама она замёрзла через две минуты после выезда с пляжа), пыталась думать о его словах, – но мысли путались. Бандит и сутенёр Шанго чуть не изнасиловал собственную мать. Неудивительно, что Эшу не хотел рассказывать об этом. Неудивительно, что все они так взвинчены. Неудивительно, что их мать заперлась в доме и никому не открывает дверь… «И теперь Шанго прячется… ещё бы! И все они злы на него, и никто не хочет его видеть – а без него не выйдет макумбы! Господи, что же тут можно сделать? И… что случилось с моей Ошун? Где она сейчас?»

Напряжённо размышляя, Эва не сразу заметила, что Эшу вытворяет на дороге какие-то странные вещи. Мотоцикл то вихлялся, как пришлёпнутая мухобойкой оса, то убыстрял, то сбрасывал ход, то кидался в сторону, подрезая летящие по соседним полосам машины… Забеспокоившись, Эва оглянулась.

И сразу же увидела чёрные байки.

Их было семь, и они неслись по шоссе, выстроившись классической тевтонской «свиньёй». Семь «харлеев», мощных, огромных, двигались ровно и стремительно, как танки, преследуя лёгкую «ямаху» Эшу. Тот петлял как заяц, дважды бросался прямо под колёса огромного трейлера, из кабины которого коренастый негр в синей футболке тряс кулаком и сыпал отборной бранью, – но расстояние между «харлеями» и «ямахой» неуклонно сокращалось.

«Может быть, я умею летать? – лихорадочно соображала Эва, вцепившись в Эшу, – Если я – ориша, как они все, то должна, наверное… Может быть, я сейчас взлечу вместе с Эшу и мотоциклом? Ну, пожалуйста, пусть мы взлетим, пусть мы взлетим!!!»

Через полминуты стало ясно, что мольбы бессмысленны: «ямаха», хоть убей, не желала становиться «боингом». «Харлеи» неслись за ними след в след: Эва, оглядываясь, уже видела серые безглазые лица в прорезях шлемов. Один из преследователей выдвинулся вперёд и вот-вот должен был сравняться с их мотоциклом. Эшу снова круто вильнул и понёсся вровень с трейлером, прячась за его огромными колёсами.