Виктория Шваб - Незримая жизнь Адди Ларю

– Машины новые, а проблемы старые! – Он подталкивает автомат бедром, и квадрат становится на нужное место. – Вот так…

Генри хочет отодвинуться, но Адди перехватывает его руку.

– Запиши меня, а я пока возьму пива.

В баре уже полно народа, и все становится проще. Адди утаскивает пару бутылок с края стойки и ныряет в толпу. Бармен даже не успевает оглянуться.

С пивом в руках она возвращается к Генри, и первое, что видит, – ярко-красные мигающие буквы на экране.

«Ади».

– Я не знаю точно, как пишется твое имя, – объясняет Генри.

Написано неправильно, однако это не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме трех сияющих букв, которые выглядят почти как печать, как подпись.

– Меняемся! – предлагает Генри и ведет ее к своему автомату. – Посмотрим, смогу ли я побить твой рекорд.

Затаив дыхание, Адди мечтает, чтобы не сумел никто и никогда.

Они играют, пока не заканчиваются четвертаки и пиво, пока в баре не становится слишком людно и неуютно. Когда сквозь шум и звон автоматов и гомон посетителей уже не расслышать голоса друг друга, Генри и Адди уходят из полумрака игровой галереи. Через ярко освещенный зал прачечной они выбираются на улицу, все еще бурля от возбуждения.

Уже опустились сумерки, на небе низко клубятся плотные серые облака, что обещают дождь.

Засунув руки в карманы, Генри оглядывает улицу.

– И что теперь?

– Хочешь, чтобы я выбрала?

– Это свидание на равных, – улыбается Генри, покачиваясь с каблука на носок. – Я обеспечил первую часть. Твоя очередь.

Адди мычит под нос и озирается, припоминая, что находится в окрестностях.

– Слава богу, я нашла кошелек, – говорит она, похлопывая себя по карману.

Конечно, ничего она не находила, однако перед тем как утром покинуть квартиру иллюстратора, вытащила из ящика буфета на кухне несколько десяток. Судя по недавней статье о Джеральде в «Таймс», где обозначили сумму его последней сделки, потерю он не заметит.

– Сюда, – зовет Адди, убегая по тротуару.

– Далеко еще идти? – интересуется Генри спустя пятнадцать минут.

– Я-то думала, ты настоящий уроженец Нью-Йорка, – ехидничает Адди.

Но Генри широко шагает, поспевая за ней, и вскоре они заворачивают за угол и оказываются у цели. Темную улицу освещает вывеска «Найтхок», белые лампочки вырисовывают на кирпичной стене узор, впереди выделяется красным неоновым цветом слово «Кинотеатр».

Адди успела побывать во всех киношках Бруклина, в огромных развлекательных центрах с кучей залов и сиденьями как на стадионе и в жемчужинах инди-кинотеатров с потертыми диванами, видела все новейшие премьеры и ностальгические старые фильмы.

«Найтхок» – один из ее любимчиков. Она изучает афишу и покупает два билета на «К северу через северо-запад», потому что Генри сказал, что раньше этот фильм не видел, затем берет его за руку и ведет в темный холл.

Между сиденьями стоят столики с пластиковыми меню и листками, на которых записывают заказы. Адди раньше ничего не заказывала – карандашная надпись растворялась, официант о ней забывал, стоило ему потерять ее из виду. Она наклоняется и принимается с восторгом наблюдать, как Генри что-то пишет на карточке. Такое несложное действие – и таит в себе столько возможностей.

На экране крутят трейлеры фильмов, зал постепенно заполняется. Генри берет ее за руку, переплетая их пальцы, словно звенья цепи. Она бросает взгляд на его лицо, вырисовывающееся в тусклом свете кинотеатра. Черные кудри, высокие скулы. Красивый изгиб губ. Мимолетное сходство.

Уже не в первый раз Адди видит отражение Люка в чужом лице.

– Ты таращишься, – шепчет ей Генри сквозь шум рекламы.

Адди моргает и трясет головой.

– Извини. Просто ты похож на одного моего старого знакомого.

– Надеюсь, он тебе нравился.

– Не совсем, – говорит она. Генри с притворной обидой глядит на нее, и Адди улыбается. – Все намного сложнее.

– Неужели ты была в него влюблена?

– Нет, – вздыхает Адди, но отвечает не сразу, не слишком эмоционально. – Но на него было приятно смотреть.

Генри смеется, и тут гаснет свет и начинается фильм.

Официант приносит заказ, низко склоняясь над их столиком. Адди таскает с тарелки один за другим ломтики картошки и наслаждается просмотром картины. Она бросает взгляд на Генри, пытаясь понять, нравится ли ему, но тот даже не глядит на экран. Его лицо, что всего час назад светилось энтузиазмом, искажено от напряжения. Ногой он беспокойно барабанит по полу.

Адди взволнованно наклоняется к нему.

– Тебе не нравится?

Генри отстраненно улыбается.

– Фильм неплохой, – отмахивается он, беспокойно ерзая. – Просто все немного медленно.

Она хочет сказать: «Это же Хичкок», однако шепчет:

– Поверь, оно того стоит.

Генри, наморщив лоб, поворачивается к ней.

– Ты уже видела?

Разумеется, Адди его уже видела. Сначала в пятьдесят девятом, в Лос-Анджелесе, потом в семидесятых, на сдвоенном сеансе с последним фильмом Хичкока «Семейный заговор», а затем еще раз, несколько лет назад в Гринвич-Виллидж смотрела ретроспективу Хичкока. Он обладает уникальной способностью воскресать, возвращаться на экраны кинотеатров.

– Да, – шепчет в ответ Адди, – но я не против.

Генри молчит, но он определенно против. Его колено снова начинает подпрыгивать, а через несколько минут он встает и выходит в вестибюль.

– Генри, – смущенно зовет его Адди, – что случилось, что с тобой?

Она догоняет Генри уже на выходе, когда он открывает дверь и ступает на тротуар.

– Прости, – бормочет он, – мне нужно было на воздух.

Но дело явно не в этом. Генри шагает вперед.

– Поговори со мной, – нервничает Адди.

Он замедляет шаг.

– Я просто хотел, чтобы ты мне сказала.

– Сказала что?

– Что уже видела этот фильм.

– Но ты-то не видел! – возражает Адди. – А я с удовольствием бы посмотрела еще раз. Я люблю смотреть кино по второму кругу.

– А я нет! – огрызается Генри и тут же словно сдувается, качая головой. – Прости, прости. Дело не в тебе. – Он запускает пальцы в волосы, поворачивается к Адди и смотрит на нее. Во тьме блестят зеленые глаза. – У тебя хоть раз возникало ощущение, что твое время на исходе?

Адди моргает, возвращаясь на триста лет назад. И вот она уже снова стоит на коленях в чаще, шаря руками по поросшей мхом земле, а позади гудят церковные колокола.

– Я не об обычном течении времени, – говорит Генри. – Я о том, что иногда оно ускользает так быстро, что ты пытаешься поймать его и удержать, но оно лишь продолжает утекать сквозь пальцы. С каждой секундой остается все меньше времени и все меньше воздуха. Порой, когда сидишь неподвижно, вспомнишь об этом, а подумав как следует, начинаешь задыхаться. В такие моменты мне срочно нужно встать и пройтись.