Виктория Шваб - Незримая жизнь Адди Ларю

Он возвращается в пустую квартиру, жалея, что у него нет кота или хотя бы кого-то, кто бы его ждал.

Входя, Генри пробует, как звучат эти слова:

– Привет, котик, я дома… – произносит он, лишь после понимая, как это выглядит: двадцативосьмилетний холостяк, который разговаривает с воображаемым питомцем, и ему становится еще хуже.

Достав из холодильника пиво, Генри таращится на открывалку – розово-зеленую штуковину в форме маски мексиканского рестлера, которую недавно привезла из Мехико Табита. Он с раздражением откладывает открывалку в сторону, принимается шарить в кухонном шкафу в поисках другой и находит деревянную ложку, магнит танцевальной труппы, кучку нелепых изогнутых трубочек для напитков. Озирается и обнаруживает еще десятки предметов, разбросанных по всей квартире. Все они принадлежат Табите.

Взяв коробку с книгами, Генри выворачивает ее на пол и сваливает туда фотографии, открытки, книги в мягкой обложке, пару балеток, кружку, браслет, расческу, еще фотографии.

Он допивает первую бутылку пива и открывает вторую об угол стойки, а затем продолжает собирать вещи, переходя из комнаты в комнату, не столько систематически, сколько погрузившись в собственные мысли. Через час коробка полна наполовину, но Генри уже выдохся. Ему больше не хочется этим заниматься, как и оставаться в квартире, которая кажется одновременно опустевшей и заваленной хламом. Слишком много пространства для размышлений и буквально нечем дышать.

Несколько минут Генри сидит, подергивая коленями, между пустыми пивными бутылками и наполовину заполненным ящиком, потом вскакивает на ноги и выходит и дома.

«Негоциант» набит битком. Здесь всегда так – это одна из тех забегаловок, чей успех объясняется удобным расположением, а не качеством выпивки. Местное заведение. Большинство завсегдатаев называют его просто «баром».

Генри проталкивается через толпу, занимает стул у края барной стойки с надеждой, что несмолкаемый шум заставит его хоть немного забыть об одиночестве. Сегодня за стойкой Марк, ему за пятьдесят, у него седые бакенбарды и улыбка как из модного каталога. Обычно уходит не меньше десяти минут, чтобы его дозваться, но сегодня бармен направляется прямиком к Генри, не обращая внимания на очередь. Генри заказывает текилу, и Марк возвращается с бутылкой и парой стопок.

– За счет заведения, – провозглашает он, наливая и себе.

– Я так хреново выгляжу? – бормочет Генри, выдавливая слабую улыбку.

Но во взгляде бармена нет ни малейшего сочувствия, только странная легкая дымка.

– Выглядишь ты отлично, – отвечает Марк. Прямо как Мюриэль.

Он впервые произносит больше одного предложения – обычно лишь уточняет заказы да кивает.

Они чокаются стопками, и Генри заказывает еще, а потом еще. Он знает, что пьет слишком много и слишком быстро, заливая текилой пиво, которым налакался дома, и виски из букинистического.

К бару подходит девушка и бросает взгляд на Генри.

Она отворачивается, а потом смотрит на него снова, будто заметила впервые. И опять в ее глазах тот блеск, светлая пелена. Девушка наклоняется к нему, и Генри сквозь шум не слышит ее имени, да это и не важно.

Они изо всех сил стараются перекричать посетителей, и незнакомка кладет руку ему на запястье, потом на плечо и наконец запускает пальцы в волосы Генри.

– Давай ко мне? – зовет она, и Генри очарован страстью, звучащей в ее голосе, неприкрытым желанием.

Но вскоре подходят друзья незнакомки и забирают ее с собой. Их глаза тоже сияют, когда они говорят «извини», «ты славный парень» и «удачного вечера».

Генри сползает со стула и направляется в уборную. По толпе словно проходит рябь, головы поворачиваются ему вслед. Какой-то парень хватает его за руку и начинает рассказывать о своем фотопроекте, мол, Генри идеально подходит, и подсовывает свою визитку.

Две женщины пытаются вовлечь его в беседу.

– Хотела бы я иметь такого сына, – смущенно признается одна.

– Сына? – хрипло смеется другая.

Генри выворачивается и по коридору сбегает от них в уборную, где прислоняется к туалетному столику.

Он не имеет ни малейшего понятия, что происходит.

Начинает вспоминать: кофейня утром, телефон Ванессы на дне стакана; все эти покупатели в книжном, которым непременно требовалась его помощь; Мюриэль делает ему комплимент; светлый туман, который словно дым от свечи затягивает их глаза.

Генри смотрит на запястье, где мерцают под лампами уборной часы, и впервые понимает, что все произошло на самом деле.

Тот мужчина под дождем был настоящим.

Сделка – реальной.

– Привет!

Генри поднимает взгляд – перед ним стоит парень с остекленевшими глазами и улыбается ему, словно встретил лучшего друга.

– Кажись, тебе не помешает взбодриться. – Он протягивает ему небольшую стеклянную склянку с горсткой белого порошка.

Первый раз Генри попробовал наркоту в двадцать.

За трибунами стадиона кто-то протянул ему косяк. Дым обжег легкие, и Генри чуть не вырвало, но потом все пошло… мягко. Травка расширила место в черепной коробке, успокоила тревогу в сердце. Однако он не мог контролировать процесс. Валиум и Ксанакс нравились Генри больше, они притупляли все сразу, но к тяжелым наркотикам он не прикасался. Боялся – только не того, что все пойдет не так, а другого: что ему слишком понравится. Боялся соскользнуть, покатиться по наклонной, понять, что не хватает сил остановиться.

В любом случае в кайфе Генри искал иного: просто тишины – такой счастливый побочный эффект. Ради Табиты он старался воздерживаться, но Табита ушла, и теперь все это неважно.

Уже неважно.

Генри просто хочет, чтобы ему стало хорошо.

Подцепляет порошок большим пальцем – хоть и не знает, правильно ли делает, – и вдыхает. Тот врывается в ноздри ледяным холодом, и вдруг весь мир будто распахивается. Все проясняется, цвета сияют ярче, а картинка почему-то становится одновременно резкой и расплывчатой.

Наверное, Генри что-то сказал, потому что парень смеется. Вдруг он протягивает руку и стирает с щеки Генри какое-то пятнышко, обжигая, как электрический разряд, будто там, где кожа касается кожи, проскакивает искра.

– Ты просто совершенство, – говорит незнакомец, поглаживая его подбородок.

Генри краснеет. Его накрывает волна головокружительного жара, и он рвется прочь.

– Прости, – бормочет Генри, сбегая в коридор, где прислоняется к стене и ждет, пока мир встанет на место.

– Привет.

Перед ним стоит другой парень. За плечи он обнимает девушку; оба они высокие и по-кошачьи гибкие.

– Как тебя зовут? – спрашивает парень.

– Генри.

– Генри, – эхом вторит его подружка с кошачьей ухмылкой.