Юлия Цыпленкова - По ту сторону мечты

— Рохи по любому снегу пройдут, в метели не замерзнут и не потеряются, всегда домой приведу, но дойти до меня быстро не смогут. То Тропа шамана, дочка. Что для меня все дороги коротки, что ко мне. Если дело важное, конечно. А если терпится, то будут идти столько, сколько всем отмерено. Отец видит, у кого нужда настоящая.

Так что я знала, о чем говорила, а дальше уже пагчи сами будут решать, верить или нет. Слово было сказано и услышано. Подумав последнюю мысль, я усмехнулась, неожиданно узнав манеру разговора Ашит. Что-то от нее я все-таки переняла…

— Идем, Ашетай, — потянула меня знахарка.

— Ашетай, еще нарисуй! — воскликнули дети.

— И то верно, — кивнули взрослые, — слушать интересно, расскажи и нарисуй.

— Теми травами я вас лечить буду, — потрясла пальцем знахарка, и Сердат принял решение:

— Верно, Айюн, идите.

Взяв меня за руку, знахарка направилась к своему дому. А пока я шла за ней, мне думалось, что нет ничего удивительного в том, что в племенах так мало людей, если сравнивать с таганами. У них идет постоянная борьба за выживание. Зверье, болезни, неудачные роды, вражда с таганами. Шамана, который мог бы помочь в тяжелых случаях, они не зовут. Собственных знаний мало. Может, и было больше, да со временем растеряли мудрость предков. Так что я теперь была уверена в том, что должна поделиться тем небольшим количеством знаний, которыми обладала.

В доме Айюн пахло сушеными травами, и этот запах вызвал улыбку и невольную грусть, напомнив мне дом названной матери. И я решила, что надо чаще ее навещать, и в гости звать тоже. А еще отдам ей Малыша, чтобы могла проехать верхом. Забираться на него невысоко, вдобавок йенах не скачет, а бегает, что тоже будет ей удобно. Да и Урушу будет друг, с которым можно порезвиться и поласкаться, потому что Ашит вряд ли станет наглаживать маленького бегуна. А что йенах, что турым ласку любят.

— Вот, — указала Айюн на пучки трав, — гляди. Узнаешь их?

Мне устроили маленький экзамен. Признаться, сомневалась, что выдержу его, однако уроки шаманки не прошли даром, и травы я узнала, какие по запаху, какие по внешнему виду. И рецепты настоев тоже вспомнила. Знахарка довольно покивала. Разговор вышел занимательным. Если быть откровенной, не ожидала, что меня займет эта тема. Возможно, дело было в том, что Айюн искренно любила свое дело, потому что говорила она с явным вдохновением и вопросы задавала толковые, на которые у меня не всегда были ответы. Все-таки знахарство и вообще медицина меня не влекли, хоть я и готова была признать, что эти знание вовсе не лишние. Как помочь облегчить страдания, а то и вовсе избавить человека от боли — эти знания были крайне полезны.

А потом пришла дочь знахарки — еще совсем молоденькая девушка с задорным блеском в глазах цвета нежной весенней зелени. Она взяла корзинку и сообщила, что отправляется с подругами в лес.

— Корень летника не забудь, — велела ей мать вдогонку.

Девушка, обернувшись, кивнула и поспешила к подругам.

— Может и нам пройтись по лесу? — глядя ей вслед, предложила я.

Айюн пожала плечами:

— Чего бы и не пройтись. Гелчек обязательно заиграется и забудет что-нибудь, знаю я ее. Сами насобираем, что Тарпык пожалует, — сказала она.

— Только далеко не пойдем, — предупредила я. — Скоро Танияр приедет.

Знахарка улыбнулась и пообещала:

— Рядышком походим. Не пропустишь своего Таньера.

Лес встретил нас приветливом шорохом. Переговаривались деревья, шептала под ногами трава, пока еще доносились отзвуки человеческих голосов, мелодия жизни наполняла воздух, и от этого на душе было светло и радостно. А еще грело предвкушение долгожданной встречи. Хотелось раскинуть руки и закружиться, вторя заливистому девичьему смеху, доносившемуся из-за деревьев. Но ему вторил смех юноши, и Айюн ворчала себе под нос о пустых молодых головах и о том, что она теперь слышит, с какой «подружкой» ушла ее Гелчек. Я только прятала улыбку и грезила о том, что вскоре тоже смогу смеяться рядом с дорогим мне мужчиной. А еще буду смотреть на него столько, сколько хватит моих сил и его терпения, чтобы вдосталь насладиться чертами лица, по которому я безумно соскучилась.

— Ашетай, ты зачем заманила меня в лес? — наконец, возмутилась знахарка. — Ты же только на небо и смотришь, а там трава не растет. Но если знаешь, как заварить снадобье из облаков, то расскажи мне, я тоже знать буду.

— На облаках можно только летать, а варить их — кощунство, — пошутила я и, наконец, посмотрела себе под ноги.

Потратив некоторое время, я заметила местный папоротник. Присев на корточки, я раздвинула широкие листья и пригляделась к тому, что до этого было скрыто от взора. А затем указала знахарке на мелкие цветы, больше похожие на ягоды брусники, только рассыпанные во мху.

— Айюн, гляди, — она присела рядом. Некоторое время рассматривала цветы, а после перевела на меня вопросительный взгляд.

— Осторожно срежь весь пласт, — сказала я, вспоминая уроки Ашит. — Дома промоешь, чтобы не осталось земли, и зальешь горячей водой. Закрой крышкой и поставь в темное место на пять дней. А когда минует пятый день, перельешь настой в новую посуду и поставишь в холодное место.

— Для чего это? — спросила женщина, достав из своей корзины нож.

— Если на промытую рану наложишь смоченную в настое тряпицу и перевяжешь, то рана затянется быстрей в два раза, и боли будет меньше, — пояснила я. — Менять надо раз в день. Это цветы…

— Тынчкен, — прервала меня Айюн. — Название знаю, а про настой не слышала, — и прижала ладонь к груди: — Пусть духи не оставят тебя своей милостью. Поищу побольше, раны у нас бывают часто.

Улыбнувшись, я отошла от знахарки. Если бы не Танияр, я бы, может, сейчас не вспомнила о цветах таанчхана, или «капель крови», как называла их Ашит. Именно этот настой моя мать использовала, перевязывая раны алдара, и я была свидетелем, как быстро они затянулись. Впрочем, шаманка использовала не только это средство, но таанчхан сыграл не малую роль в обезболивании ран и выздоровлении моего воина. Так что, признаться, я даже испытала за себя некоторую гордость. Впрочем, тут же над собой посмеялась и отправилась искать дальше что-то не менее полезное.

Следующее, что мне пришло на ум — это растение с забавным названием дурпактын. Почему название было забавным, да потому что переводилось, как усы Дурпака. Это были длинные, тонкие и прочные, как жилы стебли, тянувшиеся по земле. Они обвивали другие растения, поднимались по деревьям, по кустам и имели на конце одно белое соцветие. Для медицинских целей использовались и стебель, и соцветие.

Из цветов можно было сделать отвар, мазь, порошок — и всё это было обезболивающим средством при разных видах боли. А вот стебли, похожие на нити, использовались для зашивания ран. По мере того, как они отдавали свои целебные качества, начинали сохнуть, а после совсем рассыпались. Хранить их в свежем виде была целая наука, и эти знания нужно было еще освежить, как и саму процедуру стягивания краев раны, но я все-таки решила поискать «усы Дурпака», хотя бы ради соцветий.