Тиана Тон - Только ты

Вождь вскочил на могучего быка, развернул его к выходу и выехал под свист своего народа. Следом проехал гость и приятель Пуотса – Толос, северный дувор. И уже после них следовали несколько мужчин, поверенных вождя. Завершил сию процессию на маленьком барашке поварёнок. Он сам вызвался съездить в другой лагерь и разведать некоторые премудрости в приготовлении парного мяса медведя и похлебки из мозгов горных птиц.

Кирма внимательно смотрела им вслед, одной рукой обнимая сестрёнку, второй смахнула одинокую слезу. Она боялась, что не получит ожидаемого от своего выступления, но в этот раз всё вышло по её желанию. Девушка могла, конечно, сломать ногу или объесться диких ягод, в крайнем случае, пожевать сон – травы, чтобы вызвать дурноту, но эти методы не подействовали бы на Пуотса. Никогда в их семье, да и в половине клана, мужчины не относились с почтением к женщинам. Их использовали по прямому назначению и не более. В те суровые времена царили дикие нравы, когда любовь считалась недопустимым явлением, так сказать непозволительной роскошью. О ней пели песни барды, слагали былины писари и шептались женщины, за неё боролись воины и добивались романтики, но её не допускали в свои сердца промерзшие душой северные жители. Да, было дело, приходила эта строгая царица в одинокие заледенелые сердца и плавила их, но большинство народа не понимали, что с ними случилось, и загоняли печаль подальше в душу. В тени и холоде любовь умирала, тихо и больно.

Проводив вождя в поход, народ начал расходиться по домам. Кто-то приступал к работе, кто-то запирал ворота, а Кирма обернулась к матери, та только покачала головой.

– Радуйся, что отец прилюдно не выпорол тебя, – произнесла Жиона. Женщина проговорила это сквозь стиснутые зубы и твёрдым шагом направилась в сторону амбара.

– Он никогда не опозорится перед гостем и народом. Зачем показывать, как он портит свой товар? – грустно усмехнулась дочь. Она взяла сестру за руку и направилась в сторону дома.

«Теперь дело за Иримом! – размышляла Кирма по дороге. – Только бы всё получилось. И когда отец вернётся, меня уже здесь не будет».

Мы предполагаем, а небеса располагают. Наивный народ, и планы его глупы.

– Ну вот, мальчик мой, теперь ты – взрослый мужчина! – похлопал отец по спине Ирима. Отец с сыном возвращались домой, где их ожидал серьёзный разговор с Мирателлой.

– Спасибо, отец, что поддержал меня! – с едва заметной улыбкой ответил элли.

– Ну, а как иначе? Мать тебе мазь даст. Первые дни смазывай ранки на татуировке, так быстрее заживёт и жжение пройдет.

– Отец, я надеялся, что мне устроят обряд, как и всем: красиво в центре леса. Мы же «Тени леса»! И сидя на ветвях, усеют пространство вокруг меня стрелами в знак посвящения, и, чтобы отвлечь от боли. А тут как быка заклеймили и выгнали из дома вождя, где и набивали рисунок.

– Сын, ты как думал? Ты навлёк позор на всю общину, обидел вождя и всех девушек эллиек. Ты бы радовался, что хоть так, но всё прошло по традиции, и ты теперь татуирован! – воскликнул Веллес. Он обладал отличной реакцией и успел ухватить сына за рукав, когда тот решил прошмыгнуть мимо дома и сбежать в лес. Ирим попытался вырваться, но родитель был непреклонен и больно схватил его за плечо ближе к груди, где недавно наносили красивый рисунок тонким раскалённым пером, смазанным в едкой охре.

Распахнутые крылья в виде лука со стрелой и натянутой тетивой.

Боль ужалила элли, но он мужественно промолчал. Веллес загнал сына в дом. Мирателла уже держала мазь наготове и поджидала их у двери. Она заботливо смазала сыну ранки, где гордо красовалось клеймо, и помогла застегнуть тунику. Потом уже усадила Ирима за стол, налила ему кружку эля и села напротив. Отец стоял у двери. Молодой мужчина оглядел родителей и залпом осушил кружку. Его голова закружилась, а в ушах противно зашумело, заглушая голос матери. Он потряс головой, растрепав хвост длинных светлых волос, собранных высоко на затылке.

– Сын, Аркял подобрал тебе невесту – Нулипес. И уже через пять дней вы поженитесь! – пояснила мать. Женщина теребила краешек тонкой вязаной салфетки на столе и отводила взгляд от сына. – Она живёт недалеко от нас. Вождь не желал устраивать торжество, но понял, что девочка не виновата, раз у неё такой непутёвый жених. Она достойна настоящего обряда. Так вот теперь, ты должен забыть свою любовь, отречься от неё и жениться на девушке нашей расы. Тогда через некоторое время всё забудется, и заживёте своим чередом.

– Где Бьюч? – спросил Ирим. Совершенно не вникая в речи о женитьбе. Мужчина вопросительно переводил взгляд с матери на отца и обратно. – Как он?

– Раны заживают, – ответила мать. – Он уже выполняет поручение Аркяла и готовит твою свадьбу.

– Я не женюсь! – отчеканил элли. Он резким движением откинул волосы назад, потом опёрся локтём о стол и подпёр голову. Она стала вдруг слишком тяжелой, чтобы держаться на плечах.

– Ещё как женишься! – вскричал отец. – Если тебе не жаль себя, подумай о матери. Разве она заслужила такое? – Веллес грозно погрозил кулаком и подскочил к сыну, усаживаясь рядом.

– Отец, не люблю я эту Пулину. Я её даже не знаю, – приводил аргументы мужчина, повернувшись к элли.

– Её имя – Нулипес. Будь добр, запомни это! Вот обручитесь, и узнаешь девочку ближе. Если бы твоя дурная голова не была забита всякими глупостями, ты бы знал каждую эллийку племени поимённо, и выбрал бы себе жену сам. Мы с матерью распустили тебя. Всё жалели, что сынок у нас худенький, маленький, не обидели бы его. А он вон что учудил!

– Отец, ты любишь Мирателлу? – тихо спросил Ирим. Он налил себе из высокого запотевшего кувшина ещё эля и тут же выпил его.

На столе стояла миска с тушёными бобами и жаренной на углях рыбой, но Ирим, и думать не желал о еде. В доме витал умопомрачительный аромат сочного нежного рыбного филе с травами, к которому никто не притронулся. В очаге язычки пламени лизали тонкие сухие веточки можжевельника, создавая атмосферу поздней весны, когда начинали гореть торфяники и распространяли по лесу смог. Но тем, кто присутствовал на семейном совете, не было тепло, а сделалось неуютно.

– Люблю! – ответил Веллес, после паузы. Он встал со скамьи, выхватил из рук расстроенной Мирателлы салфетку, которую она наполовину распустила, и направился к печурке. Пошевелив угли, элли встал у двери, повесив салфетку на крючок.

– Вот и я хочу жить с любимой. Как же вы меня не понимаете?! Никогда никто даже не попытался меня узнать ближе. Только и знали, называть меня балбесом, да шалопаем. А я живой! Только вы этого не рассмотрели. Я ведь для всех лишь тень недостойная внимания, – кричал Ирим. – А у меня есть душа, я чувствую боль и страх. Я ощущаю свою ненужность.