Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

Деаэлру отложила свиток и заглянула в секцию под столешницей, вытащила оттуда небольшую клетку и деактивировала вплетенное в решетку защитное поле.

Мирисга’элле у стены сглотнули. Хранительница поставила клеть на пол, не удосужившись ее открыть, и коротко скомандовала.

– Вельза, ко мне.

Прозвучал легкий хлопок. Рядом с клеткой в ореоле лазоревой дымки возникла синяя ящерка, с обожанием взглянула на хозяйку и вильнула хвостами – всеми тремя.

– Вельза, взять, – приказала хозяйка, указывая пальцем на противоположную стену.

Ящерка подобралась и нахохлилась. Мирисга’элле у стены сплелись в преисполненных ужаса объятиях. Прозвучал еще один хлопок – и на месте одной трихвостой Вельзы образовалось три однохвостых. Все трое с яростным шипением бросились в атаку.

Каждый элле в Аэд знает, что отбиваться от лесной сциллы, если уж она решила нападать, так же бессмысленно, как сражаться с ветром. Во-первых, проклятая ящерица может материализоваться где угодно. Во-вторых, при любом намеке на опасность стая быстро утраивает свое количество. Во-третьих, зубы ящерок обладают феноменальной способностью к астральной проекции и проникают по ту сторону любого защитного материала. Укус сциллы, хоть и болезненный, для взрослого в общем-то безвреден, но большие дозы яда приводят к мощному выбросу транспозиционной энергии, позволяя стае телепортировать опасный элемент как можно дальше от гнезда. Иногда по частям.

Тестировщики молча рванули в разные углы изолятора. Две синие ящерки припустили следом, хищно разевая пасть. Третья осталась на страже в стратегически важном центре, кося глазами по сторонам как хамелеон.

Обе охотницы одновременно прыгнули на жертв. Та, что справа, взбежала элле на голову, несколько раз попыталась укусить стряхивающую ее ладонь, после чего раздосадованно хлестнула хвостом и дематериализовалась. У ящерицы в центре изолятора стало на один хвост больше.

В углу слева продолжалась нешуточная борьба. Испытатель вертелся волчком, бранился, подбирая для юркого пресмыкающегося красочные эпитеты, хлопал руками по телу в попытках прибить назойливую тварь как муху и взвизгивал при каждом укусе.

Сцилла коварно телепортировалась из-под накрывающей ее ладони в самый последний момент, чтобы материализоваться на новой, еще не укушенной части тела.

Хранительница щелкнула пальцами – ящерица с явной неохотой выплюнула кончик уха, который яростно терзала сквозь костюм, и с хлопком исчезла. Оглушенный элле ругнулся в последний раз и принялся проверять, не телепортировала ли бестия какую-то часть его тела в другой угол изолятора без его на то согласия.

Трихвостая Вельза резво пробежала расстояние, отделяющее ее от белых одежд хозяйки и забралась ей на плечо, откуда удовлетворенно воззрилась на жертву.

– Поздравляю образец два с победой, – Деаэлру сняла сциллу с плеча и посадила в клетку. – Осталось постирать костюм и заново провести все четыре теста. Куда?! Образец два остается в изоляторе! И желательно в сознании. Кто-нибудь, принесите хлорид аммония.

Я принес из леса Нечто темное.

Оно сидит внутри, невидимое, неслышимое, несмотря на то, что двуногие создания поднимают мне веки и светят в глаза резким светом, от которого болезненно сводит тело.

С приходом рассвета они вынимают меня из логова, пропахшего другими существами, что обитали здесь до меня, их болью, страхом и отчаянием. Прикладывают к меху разные предметы, которые жалят, после чего приходят слабость и сонливость. Или наоборот, накатывает необоримая ярость. А временами – волны обжигающей боли.

В такие минуты Нечто сидит внутри и не шевелится. Оно выжидает подходящего случая. Подходящего носителя. Но ночью, свободное от опасений быть обнаруженным, оно сжимает мне горло и изливает свою тоску в звуке, громком и пронзительном.

Моя жизнь – безысходность.

Счёт дням окончательно потерян. Вдали от леса и стаи моя сила тает, и мне все меньше хочется сопротивляться оцепенению, которое гасит во мне жажду жизни, несмотря на обильную еду и теплую постель.

Там, на свободе мое племя живет под угрозой смерти, подстерегающей на каждом шагу, сражается на пределе возможностей – для того, чтобы просто прожить на этом свете ещё один день. Здесь же мне не нужно противостоять хаосу, чтобы выжить.

Смысл моей жизни сводится к тому, чтобы подчиняться другим.

Целыми днями я бесцельно лежу, прислонившись к клетке, подставляя их взглядам загривок и спину. А они сменяют друг друга так быстро и непредсказуемо, как сытость на воле сменяется жестоким голодом.

Ко мне подходит представитель их вида – неразвитый ещё, зависимый от взрослых. Такой же беспомощный, как и я. И такой же одинокий. Его запах раздражает мои пересохшие ноздри. А он трогает мой мех, пробивающийся сквозь железные прутья, так медленно и осторожно, как будто это он сидит в клетке, а не я.

Нечто темное восстаёт во мне и ликует. Я атакую без предупреждения, изворачиваюсь и впиваюсь зубами в мягкую ладонь.

Маленький двуногий кричит, отдергивает руку и прижимает ее к телу. Вокруг суетятся взрослые, накладывают на рану белые лоскуты с резким ароматом, перебивающим запах крови. Они не знают, что Нечто выбралось из меня и поселилось в нем, где будет зреть, обретая недостающие элементы и медленно, но верно подчиняя носителя своей воле.

Однажды оно снова сделает меня свободным.

Я ложусь на прежнее место, спиной к решетке, кладу голову на лапы и закрываю глаза.

Моя жизнь отныне – ожидание.

– И что, господин управляющий не жалеет, что связался с воительницей? – андар’эльне, не сбавляя шага, кокетливо завела за ушко прядь волос цвета лугового клевера.

– Ни минуты, прелесть моя, – одна рука Эмриата из рода Илуфер покоилась на девичьей талии, другая сжимала бокал с вином. Элле толкнул плечом дверь в свои покои. – Вы пощады не признаете. Ни в чем.

Дверь распахнулась. Парочка ввалилась в полутемную прихожую, хихикая, натыкаясь на мебель и шепча непристойности. Управляющий галантно поднес даме бокал; эльне с многообещающей улыбкой сделала глоток и опустилась вниз.

Эмриат в блаженстве закатил глаза и тоже пригубил вина. Пурпурная капелька, сладкая и терпкая, скользнула по его губам и упала на воротник черной рубахи.

Из кабинета напротив донеслось сухое покашливание.

Элле прислушался. И изменился в лице.

– Тебе придется уйти, милая. У меня дела, – он отстранил умелые руки воительницы, отошел и поставил бокал на плетеный стул.

Место в центре прихожей, предназначенное для стола, пустовало.

– Я лучше подожду в…