Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

Содержание мысли любопытное. А вот форма, полагаю – это месть за то, что господин Эмре посмел ухватить принца за ухо, когда его высочество решили подремать на задней парте на уроке изящной словесности."

Управляющий усмехнулся и пролистал дальше.

"…первый полноценный приступ. Мы не на шутку встревожились, но сканирование мозга дефектов не выявило. Наоборот. Всплеск мощной ментальной активности привел к массовым изменениям в нейронных цепях и не оставил в мозгу и следа деградации. При изучении сканов мне даже показалось, что разум мальчика поставил эксперимент над собой: взял и перекроил себя так, как ему вздумалось. Буквально. Тело же не поспело за гибкостью ума и ответило судорогами на резкое повышение электроактивности в мозгу.

В юном принце все четче проступают те качества, которые мы намеренно заложили в его геном. Однако я не представлял, чем он заплатит за свою одаренность, иначе отказался бы от сотрудничества. Задатки его способностей по управлению хаосом приводят Дею в восторг. Эпилептические припадки и хроническая депрессия как неизбежные следствия его дарований приводят меня в ужас… "

Эмриат торопливо пролистнул еще с десяток страниц. Уголки его рта опустились вниз.

"…синепатия все чаще принимает в нем изощренную форму эмпатии, многократно приумножающей чужие эмоции, которые молодой король считывает и переживает как свои. Горе и боль набирают в нем граничащую с помешательством мощь; жестокость, скудоумие и чванство рождают почти физическое отвращение. А великодушие и отзывчивость воспринимаются как невиданное чудо, ради которого только и стоит на свете жить. Квинтэссенция этого чуда росла и расцветала на его глазах, чистосердечием своим вынудила его к взаимности.

А потом внезапно покинула его.

Всех нас.

И если другие смирились с правом непреднамеренности отбирать у нас чудеса, то Таэм не смирится с этим никогда. Как никогда не простил бы тех, кто намеренно сотворил его единственным зрячим в мире слепцов. Создал ювелиром, способным с первого взгляда отличить самоцвет от подделки – и поместил в центр равнодушного вихря, который вовлекает и выбрасывает из себя драгоценные камни наравне с речным песком, не разбирая их ценности, и который мы называем жизнью. Тот, кто это сделал, теперь не имеет права оставлять его с этим вихрем наедине."

Управляющий глянул в оконце – за ним царила непроглядная тьма. Лес вдалеке зашумел, в чаще вскрикнула птица. Запахи прелых листьев и влажной земли проникли в кабинет вместе с клочьями тумана, который стелился вдоль стен и искал укрытия в уголках между книжными полками.

Элле поправил висящую над столом картину – та съехала набок, когда в стену врезался стул.

Тонкие пальцы коснулись диадемы; один из изумрудов в ней вспыхнул, разгоняя мглу, замерцал путеводным светом рабочего нейрокристалла и принялся улавливать ровный хозяйский голос, который по мере звучания превращался в образцовую каллиграфию мнимых чернил на тетрадном листе.

– Тридцать девятое тысячелетие со времени экспансии, двадцать шестое тысячелетие от создания Эре-Аттар и обитаемого кольца Воздуха, пятьсот шестидесятый год со дня моего рождения, тринадцатый день месяца Печального. Описание видения некоей белой лани у экспериментального образца в области генной инженерии двух эволюционных линий Аэд, известного как Тамлин из рода Наэндир, в воспитании которого я принимал непосредственное участие, и который по прихоти Бездны после смерти семьи стал королем. И моим единственным другом…

За дверью в прихожую снова раздался шорох – эльне с волосами цвета клевера отошла от двери. Шум ночного леса усиливался, проникал сквозь оконце кабинета и сливался с голосом управляющего так, что ей не было больше слышно ни слова.

Первая ночь назначенного срока подходила к концу.

Раны на удивление быстро затянулись, запястье обрело прежнюю подвижность и почти не чесалось.

Тамлин сидел на подоконнике мастерской и смотрел, как за границей Сферы гаснут звёзды. С высоты четвертого яруса светлеющее небо казалось ближе, а голубая пленка защитной мембраны, что отделяла порядок его королевства от хаоса внешнего мира – тоньше и эфемернее.

Король свесил ногу из окна и глянул вниз. В саду еще царила ночная тьма; ветер играл с клочьями предрассветной дымки и сдувал с деревьев остатки листьев. Клубы тумана складывались в фигуры элле, их силуэты колебались, двоились, оборачивались неведомыми чудовищами и исступленно атаковали друг друга. В битве охотник и жертва теряли форму и сплетались в единый вихрь, который взвивался к макушкам деревьев, а потом медленно растекался по земле вензелями неведомой письменности. И все начиналось сначала.

Тамлин откинул голову и прикрыл глаза. Не помогло: видения продолжали свой безумный танец под веками.

Не открывая глаз он пошарил рукой под окном – искомая бутыль опрокинулась и с дребезжанием покатилась по полу, распространяя по мастерской лекарственные флюиды и запах переспелой груши. Новые регенеранты Ассеи, растворенные в алкоголе, помимо целебного воздействия на тело весьма занятно влияли на психику. Рассказывать об этом хранительнице король не торопился и уже третий день экспериментировал с их дозировкой и крепостью растворителя в поисках идеальной комбинации.

Сегодня явно переборщил.

За его спиной в окружении слесарного стола, вытяжки для шлифовально-полировальных работ, узкого топчанчика для отдыха и вспомогательных стеллажей, заваленных инструментом, переливался всеми цветами радуги ювелирный верстак.

Давным-давно мастера золотых дел ставили между окном и рабочим местом чашу с водой, чтобы сконцентрировать пучок дневного света на финагеле – маленькой деревянной площадке посреди вогнутой столешницы, где рождалось украшение. В нынешние времена освещением во дворце заведовали повелители стихий: в трубчатые коконы, а иногда и прямо в стены, они заселяли колонии люминесцирующих микроорганизмов, чувствительных к мысленным приказам хозяина по поводу яркости, интенсивности и спектральных характеристик излучаемого света.

Хозяин только что закончил работу и приказал осветительной системе проверить исправность всех ее ячеек. Люми-трубки многоуровневого верстака принялись пульсировать и мерцать не хуже нейтронной звезды.

Днём диадема из андарского металла была переплавлена, вечер заняла шлифовка, а первую половину ночи – грязнейший процесс полировки, разделаться с которым поскорее мечтает каждый ювелир. Остаток ночи Тамлин просидел над затейливой инкрустацией – эскиз изделия предусматривал отделку не только твердыми минералами, но и нежным жемчугом, которому шлифовальные щетки были противопоказаны – и теперь жемчужно-бриллиантовая диадема, сияющая и невесомая, висела на испиленном лобзиком финагеле. А о процессе ее создания какой-то час назад свидетельствовали бы слои пыли вокруг вытяжки, куча металлической стружки в шостфиле и полная неразбериха в ящичках для инструментов, выдвинутых из стеллажей. Однако к рассвету в мастерской царил идеальный порядок.