Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

Элле скривился, выхватил из-под подушки кинжал и со всего маху всадил его в шелковую наволочку.

Долгая судорога прошла по его телу. Под веками поплыли разноцветные пятна, вспыхивали и гасли болезненно яркие звёзды. Рот наполнился слюной с привкусом крови; тело онемело, сознание отслоилось от его кокона, готовое воспарить к потолку сквозь кисею балдахина.

Король уткнулся лбом в подушку. За триста лет изнурительных тренировок он успел хорошо познакомиться с незваной гостьей, приходящей вслед за кошмарами. И научился подавлять ее проявления. Хотя уже давно не понимал, зачем это делает.

– Пятьсот сорок пять, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Пятьсот. Сорок. Пять. Хаос.

Нечто тяжёлое и неотвратимое накатило, вцепилось в него и потащило на дно холодной бездны. Пронзило ледяными иглами каждый нерв, тщетно ища в нем брешь. Разъярившись, бросило в пучину беспамятства, пугающего своей кратковременностью. И медленно отхлынуло куда-то за пределы реальности, обещая однажды вернуться.

Мышцы постепенно расслабились, пульс замедлился, дыхание восстановилось. Некоторое время Тамлин лежал без движения, пока мир вокруг не перестал дрожать, затем выдернул кинжал из подушки, ухватился за ее край и отшвырнул прочь.

Стайка белых перьев вспорхнула из рваной раны на шелке и осела на полу, трепеща от дыхания сквозняка.

В животе заурчало. Вчера король ничего не ел, занятый диадемой, ночное приключение отбило у него охоту ужинать, а завтрак он проспал.

Тамлин опустил ступни на пол. Пол был теплым. Свет, что лился из окон спальни – ярким и розоватым; судя по углу его падения, король проспал около трех часов. Иффиндея лукаво улыбалась ему с портрета. Шелк простыней электризовался под пальцами. Ярусом ниже кто-то играл на скрипке. Органы чувств методично собирали информацию и прощупывали реальность, но полученные данные оставались без оценки. Свет просто светил, пол под ногами просто был, скрипка просто звучала, организм просто требовал еды. Имел право требовать. Питание необходимо для его скорейшего восстановления.

Заказывать обед в королевские покои и есть его в одиночестве не хотелось совсем. Тамлин поднялся, пошатнулся и схватился за прикроватную колонну. Вспомнил, как не единожды калибровал ветхие ювелирные весы в ученических мастерских – весы эти могли разладиться даже от того, что кто-то чихнул рядом с ними или хлопнул дверью двумя этажами выше. Скривился от сравнения и принялся разминаться, обретая все больше власти над телом. После чего переоделся и спустился на второй ярус в поисках еды.

Выбранная кухня оказалась занята детьми. Они полдничали – то есть ерзали на лавках, роняли приборы, лезли за ними под стол, размазывали кашу по тарелке, надеясь таким образом уменьшить ее количество, и кидались друг в друга шариками из хлебного мякиша. Тамлин услыхал их голоса сквозь приоткрытую дверь и собрался было пойти в другой сектор, чтобы не волновать малышей понапрасну, но из-за двери донесся знакомый голос.

– …ему до сих пор снятся кошмары, – сказала Шаниэ под звон ложек о тарелки. – Назначенные целителями седативные или не работают, или он только делает вид, что принимает их. Ума не приложу, что с этим делать.

– Мда, понимаю, – Тамлин узнал голос Майенаэт, мастерицы гончарного дела рода Илуфер и танцовщицы светлой линии ’наэт. – И восхищаюсь твоим терпением, характер-то у него не сахар.

– Ему просто одиноко, – спокойно возразила Шан. – Не каждый элле может в таком признаться, Майя. Нас с детства учат ни к чему не привязываться, но это удается не всем.

Король шевельнул ухом. И остался у дверей недвижим.

– Повезло ему с тобой, подруга, – ответила Майя. – Хотя бы раз наберись храбрости и откажи ему. Чтоб он понял ценность твоего внимания.

– Дело в другом, – Шаниэ понизила голос и зашуршала бумагой – видимо, вытирала салфеткой стол. – Мне кажется, он что-то скрывает. Что-то посерьезней тоски, и я могла бы с этим ему помочь. Но диалога у нас не получается, не знаю, почему. Ассея говорит, что это не моего ума дело и велит бессловесно потакать любым его капризам. Его одаренность, видите ли, бесценное наследие Аэд элле. А мне его жаль…

Тамлин скривился и шагнул в сторону кухни, намереваясь прекратить разговор, но замер, услышав ответ Майенаэт.

– Сочувствую. Ты ведь с ним была этой ночью?

– Пришлось оторваться от работы, так он был настойчив! Я не закончила сортировать семена, теперь вот не знаю, как Минне в глаза смотреть.

Послышался двойной вздох – суровость и требовательность кроткой с виду Миннаэты Аоэт давно стала нарицательной.

Эльне заговорили о работе, и Тамлин, не желая быть обнаруженным, шагнул мимо кухни в сторону балкона. Балкон располагался под королевскими гостевыми, куда поселили Деаэлру, и выходил в сад, где за облетевшими сливами просматривалась тренировочная площадка для воинов.

Король не посещал площадку три дня, опасаясь повредить поджившее запястье, и сегодня занятия с молодежью проводил Виэттар. Виэт, вышколенный воин и отличный учитель, мог чрезмерно увлечься делом, если видел неподдельный интерес к нему со стороны хотя бы одного ученика. Воины прекрасно знали об этой его слабости, и сейчас большая их часть сидела на песке поджав ноги и играла в кости, а некоторые и вовсе дремали, облокотившись о деревянную стойку, пока Виэттар на другом конце площадки с упоением обучал горстку волонтеров тонкостям работы с ловчей сетью. И не обращал внимания ни на что другое.

Тамлин вцепился в балконный бортик с такой силой, что тот жалобно скрипнул. За несколько мгновений, проведенных у кухонной двери, гнев и досада трижды сменили в нем вектор. И с каждым разом только набирали силы. Ему нестерпимо захотелось есть. Голод, ревность и злость бесконтрольно захлестывали разум, в то время как мир вокруг обретал странную, назойливую, расцвеченную немыслимыми цветами глубину.

Воины на площадке вдруг стали просвечивать насквозь, как прошедшие предогранку самоцветы в капле масла. Внутри тел радужными инклюзами бились элементарные частицы их естества – как дикие животные, будучи пойманными, бьются о барьеры клетки, не в состоянии уразуметь принципа ограниченности пространства. Чувства, мысли, страхи, одержимости, самые светлые мечты и самые темные желания… Во вспышке телепатической синестезии Тамлин видел каждого до самого дна, легко угадывал их таланты и слабости, но не оценивал. Как теплый пол, розоватый свет, наэлектризованный шелк и звуки скрипки, эти элле просто – были. Имели право быть какими угодно.

Злость из-за проигрыша пульсировала в них пятнами цвета темной крови, радость из-за выигрыша искрилась перламутровым золотом, как летний рассвет. Элле, увлеченный азартом и уповающий на милость хаоса, мерцал ртутью и серебром; сидящий напротив него жулик доверял только ловкости своих рук и был похож на траченный охрой осенний лист, который вот-вот унесет ветер.