Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

– Где мой плащ?

– Эээ?

– Плащ. С воротником. Куньим. Должен быть в седельной сумке.

– Его нет. В лесу потерялся или река унесла. В бездну плащ, Таэм, главное, что ты жив! Береги силы и молчи.

– Трещина затылочной кости и трех ребер. Перелом еще двух ребер, одно из которых повредило легкое. Двойной перелом ключицы со смещением и вывих плечевого сустава. Ушибы мягких тканей фиксировать бесполезно – ты покрыт ими с головы до ног. И парой переломов не отделался, если бы не новый костюм, который принял на себя основной удар, – Ассея закончила бинтовать плечо короля, покачала головой и поправила подушки в изголовье. – Еще одно такое происшествие, Таэм – и я начну думать, что до окончания года ты поставил план изувечить себя настолько сильно, насколько это вообще возможно. Чтобы посмотреть, как я с этим справлюсь. Так вот докладываю: я справилась, твое состояние стабильно и не вызывает у меня опасений.

Целительница вытерла руки мягкой тканью, поданной ей младшим хранителем.

– Не знаю, какое чудо тебя спасло, – сурово продолжила она, – но то, что это было чудо – бесспорно. О причинах, заставивших тебя снова отправиться к развалинам в одиночку, мы еще обязательно поговорим.

Тамлин не ответил. После того, как Аланиттар явилась из лесу к целителям промокшая, грязная, насквозь пропахшая конским потом, но с его луком в руках, он позволил уложить себя на узкое ложе, осмотреть и наложить повязки, пропитанные остро пахнущими мазями.

Короля поместили не в обычную репарационную на четыре кровати, а в отдельный, оборудованный специально под него бокс напротив лаборатории главной хранительницы. Что говорило скорее о частоте посещения медблока, чем о привилегированном положении – за тяжело ранеными Ассея присматривала лично, но предпочитала при этом не отвлекаться от других занятий.

Из приоткрытого оконца тянуло сыростью. Узкогорлые колбы и склянки из темного стекла с притертыми крышечками, стоящие в шкафчиках по обе стороны от двери, позвякивали каждый раз, когда кто-то проходил мимо. Над ложем висела гигантская светящаяся сфера, пронзенная ампулами с разноцветными жидкостями и оттого похожая на учебный макет давно побежденного коллективным иммунитетом простудного вируса, что пылился в углу ученической.

От ложа к сфере змеились трубки забора крови и других телесных жидкостей, а вниз от нее спускались тонкие нити репарационных гифов и прицельно опутывали поврежденные участки тела. Время от времени та или иная ампула на теле сферы сдувалась, впрыскивая в нее содержимое – на основе полученных данных о состоянии пациента гриб всасывал в себя то или иное лекарство, подбирал дозировку и доставлял его в нужную часть тела. Юные целители с воодушевленными и сосредоточенными лицами меняли опустевшие ампулы на новые; Тамлину же шевелиться на этой стадии исцеления было категорически запрещено.

Судя по ощущениям, гриб подавал в грудь и затылок горячую кислоту под давлением. Судя по мнению Ассеи, процесс остеосинтеза успешно стартовал. Понижать нервную чувствительность она строго запретила, сославшись на риск осложнений при травме головы. Король послушался, но не мог отделаться от подозрения, что это превентивная мера, и что целительнице надоело возвращать его с того света легко и безболезненно.

Ассеатэ медленно провела рукой вдоль его тела и удовлетворенно кивнула: сенсоры целителя – самый совершенный биосканер в Аэд – считывали состояние пациента куда точнее гриба-симбионта и помогали в диагностике.

– Я сделала все, что от меня зависело, – произнесла она и встала с узкого ложа. – Дальше справишься сам. Регенерация тканей должна пройти быстро, восстановление функций организма – гладко. Как и всегда. Новый поисковый имплант будем вживлять через неделю, – добавила она так непререкаемо, что король понял: вживление тоже пройдет без анестезии.

В коридоре грохнуло и зазвенело, как будто лаборант с тележкой не вписался в дверной проем, вслед за чем за стеной зашептались и зашикали. Ассея шурша халатом немедленно покинула бокс и прикрыла дверь. Тамлин дёрнул ухом, улавливая приглушённые голоса.

– Как его величество?

– Состояние стабильное?

– Ему не хуже?

– Кто вас, бездна, сюда пустил?! – хранительница повысила голос, затем вновь перешла на полушепот. – Ему лучше, кризис миновал. Теперь расходитесь, бездельники, вы мешаете работе!

Дверь снова приоткрылась, в бокс с мелодичным позвякиванием вкатилась медицинская тележка.

– Он никого не звал? – король узнал голос Шаниэ.

– Никого, – ответила Ассея и после паузы добавила, – из ныне живущих. Но если бы даже и звал, дверь в репарационную могу открыть только я, и я ее не открою до завтрашнего утра! Ну, чего стоите, заняться нечем? В саду сейчас уборка листьев, грабли в сарае южного сектора.

Послышались удаляющиеся шаги, сопровождаемые недовольным ропотом.

Король вздохнул и заставил себя уснуть.

…Он мчится к ивовым корням, легко ускользая от летящих в него сетей. Отталкивается от земли, в прыжке видит цель и проникает в ее сознание. Проникает так глубоко, как не рискует ни один воин. Настолько полно, что жертва становится охотником, а охотник – жертвой.

У всякого мастерства должен быть предел – говорил ему отец, указывая на безумных элле, запертых в изоляторах. Преступить этот предел означает нарушить некий основополагающий закон жизни. Такой шаг не проходит без последствий.

Верх одаренности воина – способность не дрогнув вонзить лезвие клинка

в самого себя.

Множество раз. А потом расцепить связку со смертью и вернуться.

Тамлин приземляется и без колебаний всаживает в черное тело оба клинка по самую рукоять. В тело, которое есть он сам. И которое его же стараниями становится ничем. Гниющей плотью, что со временем обнажит белизну костей; кости эти упадут вниз, к корням дерева, где смешаются с костьми убитых жертв.

Жизнь дана для того, чтобы исторгнуть вовне свои страсти, говорит ему Миннаэта. Ремесло позволяет придать им совершенную форму, вторит ей Эмриат. Поэтому самая противоестественная вещь для живого существа – опустошение, думает он сам. И порожденная опустошением неуязвимость – добавляет хриплый, пробирающий до мурашек голос. Обернись, воин!

Он оборачивается, немея от ужаса. И видит противоположный берег реки. Взгляд черно-белых глаз единым махом сметает все, чем он стал за последние три сотни лет беспрерывных тренировок, сражений и убийств. Безо всякого почтения вскрывает его суть как вскрывают устрицу, лишает оболочки из отточенных до смертоносного автоматизма рефлексов.

Оставляет наедине со смятением и беспомощностью.

"Ты существуешь! Кто ты?!"