Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

– Пятьсот сорок пять, – прохрипел он, все больше теряя контроль над телом и разумом. – Пятьсот. Сорок. Пять…

Вслед за чем покачнулся на негнущихся ногах, тщетно пытаясь удержать равновесие.

И упал в ревущую темноту речного потока.

Булыжники, утяжеляющие сеть, потянули ко дну; водоворот швырял на камни, слизевик все крепче сжимал ребра, лишая элле скудного запаса кислорода. Он попытался высвободиться, дёрнул рукой, вкладывая в рывок всю свою волю, но в это мгновение налетел на камень. В плече хрустнуло, грудь пронзила резкая боль.

Сопротивляться было бесполезно. Тамлин расслабился, и очередной порог снова швырнул его на камни. В затылке вспыхнула молния, тело пронзило током. Все, что он успел сделать перед тем, как его окутала тьма – шепнуть одно слово.

Имя.

…Ему сказали, что искать её стоит в мастерской.

Тамлин сбежал по лестнице третьего яруса в нетерпении, которое удивило его самого, миновал пустую северную башню, в которой этой весной никто не гостил, и вышел к рабочим помещениям рода Илуфер. Хотел войти в оружейную без стука – просто потому, что мог проникнуть в любое помещение в своем дворце. И тем рассчитывал произвести определенное впечатление. Но дверь в мастерскую оказалась приоткрыта.

Она стояла у окна, склонившись над колонковой шкуркой, и ловко орудовала пинцетом. Как всегда одетая в пурпур. Эльне оглядывала мех, выдергивала из его гущи длинные волоски, после чего осматривала каждый на просвет и складывала в ларчик на подоконнике. Луч солнечного света выхватывал из полумрака мастерской ее плечо, укрытое волосами и оттого казавшееся облитым золотом.

– Иффиндея, – позвал он, отворяя дверь шире.

Девушка вздрогнула и обернулась. Золотое свечение вспыхнуло где-то внутри нее и засверкало нестерпимо ярко – так, что Тамлин даже прищурился.

– Ваше Величество, – эльне присела, завороженно глядя ему в глаза, затем опомнилась, подхватила со стола длинный сверток и протянула ему. – Вот, как вы и заказывали. Неширокий размах, композитные плечи, тетива с повышенной износостойкостью. Над стрелами я ещё работаю, нужно особое оперение, чтобы сделать отклонение в полёте минимальным.

Тамлин развернул пергамент и вздохнул в неподдельном восхищении. Лук был гораздо лучше, чем он ожидал. Легче, гибче, прочнее. Менее мощный, чем блочный, зато не ограничивающий свободу маневров в лесной чаще. Он перекинул древко из одной руки в другую, растянул новую, пахнущую кожей тетиву.

– Оружие готово к формированию бионической связи с хозяином, – проговорила Иффиндея и провела рукой по изгибам деревянных плеч.

– Отменная работа, благодарю, – элле взглянул на нее с нескрываемым одобрением. – Чем занимаешься?

– Собираю ворс, – Иффэн приподняла колонковую шкурку, которую все ещё держала в другой руке. – Светлая линия 'тар сделала заказ на кисти для живописи, вот, работаю.

Уходить из оружейной почему-то не хотелось. Вспышка синепатии набирала обороты, что удивляло его – Эмре говорил, эта особенность проявляется только в минуты сильных переживаний. Тамлин вынул кинжал из ножен на поясе, облокотился о стол и принялся вырезать на плече лука свое имя, надеясь в этом незамысловатом занятии обрести душевное равновесие.

– Виэт говорил мне, что ты стала мастерить кисточки, – сказал он, не отрываясь от дела. – Не понимаю, зачем. Ты прекрасная оружейница, Иффэн. Не трать время понапрасну на мелочи, с которыми другие могут справиться не хуже тебя.

– Ну знаете, – девушка вспыхнула, – это совсем не просто! Выбрать мех и правильно его обработать недостаточно, у ремесленников без особой одаренности колонковые кисти получаются никуда не годными.

– Неужели?

– Разница такая же, как между стряпней элле, который любит готовить, и который просто умеет это делать, – Иффиндея глянула на короля, лукаво прищурившись. – Или между тем, кто спасает чужие жизни по долгу службы, и кто делает это из глубокой убеждённости, что жизни эти не так уж никчемны, как может казаться другим.

Тамлин не смог сдержать улыбки, но продолжил мерно водить кинжалом по дереву.

– И ты знаешь, в чем их тайная ценность?

Эльне приняла вопрос всерьез и смутилась.

– Могу только предполагать. Знаете, ·я однажды вглядывалась в темное небо ночь напролет – так долго, что начала ощущать, как вращается планета подо мной. И увидела скопления галактик там, где на закате мерцала лишь пара одиноких Солнц. Той ночью я поняла кое-что удивительное. Чем дольше вглядываешься во тьму, тем больше звезд в ней видно. И мы – как эта тьма. Нас много, нам стоит держаться друг друга, вглядываться друг в друга и видеть там скопления галактик, в которых все устроено совсем иначе, чем в нас, но от того не менее ценно, – эльне убрала с лица непокорный золотой завиток и рассмеялась. – Ну вот, я совсем как брат, говорю красивые слова ради слов. Я мастерю кисточки, Ваше Величество, просто потому, что хочу быть причастной к созданию красоты. Вместо того, чтобы довольствоваться ремеслом, которое несет смерть. Так бессмысленность жизни кажется мне чуть менее невыносимой. Вот и все.

Тамлин удивился. Так сильно, что оторвался от работы и взглянул Иффиндее в глаза. Глаза эти были цвета чистейшего цаворита с вкраплениями желто-зеленого пламени – как спинки бронзовок, запутавшихся в древесной кроне, наполненной светотенями. Затем пожал плечами и вернулся к своему занятию.

Иффиндея закусила губу и вдруг протянула руку к его лицу. Провела мехом по щеке воина, подбородку, шее. Тамлин вздрогнул; лезвие кинжала соскочило, оставив на изгибе дерева глубокую борозду.

– А еще мех очень мягкий и так и льнет к пальцам, – прошептала эльне, медленно отнимая руку от его лица. – Работать с ним – сплошное удовольствие. Когда я мастерю кисти, я представляю, насколько приятно грубому холсту будет ощущать такое нежное прикосновение. И надеюсь, что это хоть немного смягчит его.

Тамлин снова поднял глаза и уже не отводил взгляда. Свечение, исходящее от девушки, расходилось по оружейной слепящими волнами и подсвечивало каждый предмет изнутри так, что тот казался особенным и ценным.

Элле медленно, бережно отложил на стол лук, положил руку на затянутую в пурпур талию, притянул эльне к себе и…

Иффиндея внезапно уперлась ладонями ему в грудь, заглянула в глаза – пытливо, взволнованно, требовательно.

– Нет. Сначала пообещай кое-что. Мне кажется, я сотворила нечто, что отнимет тебя у… – она сглотнула и торопливо продолжила. – У всех нас. Что ты возьмешь этот лук, надеясь на него уйдешь в леса и однажды не вернешься. Обещай, – она обвила руками его шею, сжала пальцы на затылке. – Обещай, что всегда будешь возвращаться. Обещай мне. Таэм…