Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

Под древесной корой шевелятся гусеницы, устраиваясь на зимовку. Последние грибы робко показывают маслянистые головки из-под земли. Ветер свистит в ореховой скорлупе, проклеванной птицами. Где-то вдалеке взметается грязь под лапами черного пса, загоняющего добычу. Еще дальше стылый воздух пронзает тихое поскуливание голодного оборотня. Мышь пищит в когтях филина, ветер терзает остатки листьев на деревьях, сонная рыба шевелится на дне реки, выпуская к поверхности пузыри. Небо пламенеет на западе; багряный сумрак полнится шепотами, шорохами, вздохами, плеском…

Тамлин вышел к развалинам, замер посреди мокрых камней, чуткий, настороженный. Шевельнул ухом – жужелица проползла по раскрошенному мрамору и скрылась в расселине. Воин прикрыл глаза и исторг из себя бледную сферу сканирующего импульса. Костюм вспыхнул и замерцал голубыми искрами, усиливая сигнал. Импульс разошелся по лесу как круги по воде и затерялся в сумерках, резонируя с каждым живым существом на своем пути.

Необходимого отклика в ответе не нашлось.

Элле двинулся к березовой роще – туда, где тремя днями ранее видел лань. Остановился на границе леса и снова просканировал периметр.

Ничего. Только поединок куницы и грызуна, который был уже обречен.

Стройные березы колыхали ветвями, склоняли к нему тонкие стволы. Их неспешные мысли проникали в сознание, роняли семена и пускали корни, желая медленно, но верно занять там любую благодатную почву.

Тамлин тряхнул головой и двинулся сквозь чащу к реке.

Ночь накрыла лес плотным покрывалом; сквозь заплатки облаков выглянул берилл Эйет, когда элле уловил отклик, который искал. Цель оказалась обнаруженной. А значит, реальной.

Судя по полученным данным, лань пряталась у берега, где речная заводь, окаймленная щетками тростниковых зарослей, сужалась в стремительный, очерченный крутыми склонами поток, бурлящий на крутых порогах. Тамлин обошел мысок с подветренной стороны, подполз вплотную к искомой точке, раздвинул поросль орешника.

Она была там. Свернулась пятном белого света меж ивовых корней и спала, положив голову на подогнутые ножки. Серебряный мех на боку вздымался и опускался; на изгибе шеи, обращенной к нему, пульсировала жилка.

Элле сбросил с плеча лук, вытянул из колчана стрелу, пропитанную ядом наэтской кубомедузы, встал на колени и натянул тетиву. До предела.

Одно движение – и все изменится непоправимо. Мир перестанет быть открытой книгой; сам он станет слишком обычным для того, чтобы носить какой-то титул – значит, от связанных с ним обязательств можно отказаться. А для счастья будет достаточно ремесла, еды и отдыха.

Несколько теней пронеслось над прогалиной; лань вздрогнула во сне и плотнее подтянула ножки к телу.

Тамлин медлил, держа ее на прицеле. Думал о том, кем нужно быть, чтобы посягать на жизнь легенды. Кем-то хладнокровным и расчетливым, кому наверняка никогда не снятся кошмары. И волшебная шкура ему ни к чему.

Конкурировать с этим кем-то мог разве что оголодавший зверь.

Воин чуть шевельнулся – и спустил тетиву. Стрела пролетела аккурат меж оленьими ушами и вонзилась в раззявленый рот шестипалой росомахи, атаковавшей добычу из зарослей тростника. Мохнатая туша рухнула к подножию ивы, а лань… испарилась.

Рассеялась по земле вензелями неведомой письменности так быстро, что Тамлин сначала не понял, что произошло.

А потом понял.

Он отбросил лук и припал к земле, с досадой наблюдая, как черная жижа, принятая им за речной ил, оборачивается кольцом вокруг мертвой росомахи и подтягивает тело ближе к корням, где капелькой влаги на хлысте росянки снова проступил мираж спящей лани. Идеальной приманки для любого хищника. Или наивного элле, который бродит по лесу в поисках чуда.

Опущенная на глаза линза выдала информацию об объекте: примитивные одноклеточные, объединенные в псевдоплазмодий. Обычное дело для речных берегов и болотистых заводей. Необычным было другое: у суперколонии образовался мозговой центр, себялюбивый настолько, чтобы обмануть сканеры воина Аэд элле. Венец творения природы, который привык выживать на чужих ресурсах. Самая совершенная – тупиковая – эволюционная ветвь.

Паразит шевельнулся на паутине из порабощенной слизи, подтянул добычу ближе. Обрюзгшее тельце заурчало; безупречная иллюзия косули сгустилась вокруг него и снова пошевелила ножками во сне.

Тамлин встал.

Черная жижа беспокойно дрогнула. Лань приподняла голову и взглянула охотнику в глаза. Отослала мыслеформу, полную трепетной беспомощности. Глубокий, полный осмысленности вопрос.

Воин скривился и поднял руку.

Серая капсула-слеза не пролетела и десяти шагов, с земли навстречу ей взметнулся сгусток черной слизи. В воздухе прогремел взрыв, разбуженные птицы вспорхнули с веток окрест. Элле снова выглянул из укрытия и ругнулся: паразит закручивался в спираль защитного кокона, методично прощупывая прогалину языками слизистых отростков.

Элле поднял линзу и вышел из зарослей орешника не таясь. Бесформенное тело повернулось в его сторону, досадуя, что добыча не реагирует на приманку. Иллюзия белой косули померкла; без омматиды, сдерживающей синепатическое зрение, паразит потерял искру интеллекта и мерцал грязно-розовым отсветом неприязни к странному созданию, которое не нападает на беззащитную добычу и не сочувствует ей.

Тамлин ухмыльнулся и вытащил из-за спины клинки.

– Мерзопакость, – проговорил он, – это глубоко внутреннее состояние. Если мир видится тебе мерзким, покопайся в себе, бездна, чтобы найти причину.

Вместо ответа в него полетели комья грязи и липкие сети, утяжеленные булыжниками. Элле запетлял по прогалине, уворачиваясь от силков, в прыжках, отскоках и полуоборотах разрубая осклизлые плети, хлещущие воздух с невероятной силой. Над рекой поплыла журчаще-свистящая мелодия, рождённая дуэтом мирисских палладиевых клинков и хлестких ложноножек слизевика, жаждущего схватить добычу.

Тамлин сделал обманный выпад, перекувырнулся через овражек и вскинул руку. Черный протуберанец выстрелил по-змеиному молниеносно и снова отбил капсулу в полете – на этот раз голубую. Та подлетела вверх и затерялась в ивовой кроне. Чёрное тельце заворочалось в коконе из речного ила. Тамлин прищурился и отступил под защиту тростника.

Намерения его противника изменились. С одной стороны, вместо жажды убийства паразитом овладело желание поймать прыткую добычу и сделаться ее хозяином. С другой – страх, что отразить третье ее нападение скорее всего не удастся. Пришелец принялся формировать одну иллюзию за другой, стараясь привлечь внимание добычи, и обжигал сенсоры воина сканирующими волнами в надежде пробить его ментальные щиты и найти уязвимое место. Меж корнями ивы по очереди проявились цветы и фрукты, диковинные животные и странные предметы, а под конец – полуразложившаяся голова огромного карпа, которого слизевик выудил для своего хозяина в реке, а тот, видимо, записал ее в ряды соблазнительных деликатесов.