Слушая Таю - Холивар

«Сейчас вот просто встану и пойду. Они говорили, что это моя реальность, а значит, управляю всем здесь я! Вот сейчас встану и пойду». Но я не двигалась. Недавние воспоминания о том, что я не могу пошевелить руками и ногами, были сильнее моего 32-летнего опыта движения.

Я лежала на полу в непонятной комнате в неизвестном месте и плакала. Мне было жалко себя, жалко маму, жалко свою квартиру даже. Я вдруг остро ощутила, насколько же я беспомощна, слаба и одинока. Не конкретно сейчас, а вообще в своей нынешней жизни.

«Я одна. Всегда и везде одна. И мне неоткуда ждать помощи, а потому и делаю всякие бредовые поступки типа вот этого перемещения. Блин, вот если б была у меня семья, нормальный муж, я сто процентов не влипла бы в такую историю».

И от осознания своей неполноценности я расплакалась еще больше. Руки и ноги все так же были обездвижены, я больше и не старалась двигаться.

«А какой смысл? Чуда не произойдет. Мне никто не поможет, это уже понятно».

Я лежала, уткнувшись лицом в пол, по щекам текли слезы, волосы лезли в рот, хотелось в туалет, к тому же в комнате, как мне казалось, становилось все холоднее и холоднее.

Не знаю, сколько я находилось в таком состоянии, но функции моего организма подчинялись законам обычной вселенной, а значит, если я хотела в туалет, то это желание никуда и не делось бы, пока его не удовлетворить. Это было ужасно. Хуже я себя еще никогда не ощущала. У меня уже была истерика, я кричала, плакала, звала на помощь – все безрезультатно!

И вдруг меня как осенило.

«Я могу вот так пролежать еще неизвестно сколько, может до самой моей смерти. А если так никто и не придет? Что мне от жалости к самой себе и обиды на судьбу? Я только слабею. Эта, как говорил Леша, позиция жертвы, как камень на шее брошенного в воду, только тянет вниз.

Блядь, это же ужас! Я описалась! Я лежу в луже своих слез и слюней! Что дальше?

Сначала я просто не могла двигаться, а как только начала раскачивать эти качели со своей несчастной судьбой – вообще превратилась в инвалида. Да какого фига? Я не хочу так! Что я смирилась, как будто у меня нет выбора! Не собираюсь я блин, сдаваться, надо шевелится! Надо пытаться двигаться! Не лежать как труп в морге. Да и если подумать, не могут же вот просто, без причины взять и отказать руки и ноги, не хочу в это верить! Я не собираюсь подыхать здесь как овощ! Ни фига, у вас не получится!»

Я дернулась со всей силы подбородком вперед, кончики носков оттолкнулись от пола, руки в локтях согнулись, ноги напряглись и, отжавшись, я легко встала и пошла. Будто и не было никакого онемения, тело было послушным и легким, только рубашка липла к ногам. Я быстрым шагом подошла к двери и открыла ее.

За порогом стояла та самая женщина-врач. Опершись о противоположную стену в коридоре, она рассматривала свои ногти. Когда я появилась, она скривила губы:

– Да уж… Говорю ж, эллины быстрее справляются! Пошли, страдалица! – она взяла меня за руку и повела по темному коридору. Пол был холодный, я шла босиком.

– Эмма, хватит уже. Иди спокойно, не бойся, не простудишься.

Мне не хотелось ей отвечать.

– Природа твоя такова, что только стресс тебя заставляет двигаться. Простейшие животные реакции. Подумай об этом, пока идем.

Я опять ей ничего не ответила. Я ненавидела всех: ее, себя, коридор и долбанную описанную рубашку.

Мы шли молча довольно долго. Коридор был обыкновенный: темный и длинный, по обеим сторонам типичные светлые двери. В конце коридора горел свет.

– Хм, свет в конце туннеля, – с сарказмом сказала я.

Врач не ответила.

"Терпеть не могу, когда на мои неудачные шутки не реагируют. Хоть бы хмыкнула в ответ".

– А зачем? – холодно ответила врач.

– А да, забыла, вы ж в голову мою без спроса залазите.

– Ну, так не забывай, – мне так хотелось врезать этой врачихе или хотя б подножку подставить, чтобы она растянулась на этом холодном полу.

– Попробуй. Вдруг получится. – я не видела ее лица, но по голосу слышала, что она злобно ухмыляется.

Наконец, мы дошли до того, что издалека мне казалось светом в конце туннеля, и остановились. Это была маленькая комната, из которой было три выхода, три двери, ведущие налево, направо и прямо. Эти архетипичные образы не давали мне покоя, сначала свет в конце туннеля, теперь, будто камень на распутье, эта маленькая комната. Мне вспомнились надпись на камне из сказки: «направо пойдёшь – коня потеряешь, налево пойдёшь – себя потеряешь, прямо пойдёшь – и себя и коня потеряешь» .

– Эмма, – врач прервала мои рассуждения. – Мы могли бы не мучиться, а сразу дойти до этого места. И веришь, – голос врачихи вдруг стал мягким, – идти по песочку, смотреть на море или на горы, допустим, но, ты ж легких путей не ищешь, да? – сейчас она мне напомнила мамину подругу, тетю Валю. Та всегда приходила к нам в гости с охапкой своих проблем и бед и перед своим уходом, которого ждали все члены семьи, еще и умело развешивала на каждого из нас свои жизненные прогнозы и убеждения.

«Ну да, Эмма, ты ж легких путей не ищешь! Если в институт не поступишь, будешь, вот как я, всю жизнь с дебилами коротать…» Ну, и все в таком духе.

И вдруг меня осенила такая мысль: " а ведь вся моя жизнь сейчас проносится передо мною! Она зашифрована в словах из прошлого, в воспоминаниях, в каких-то образах. Твою мать, так может, оно вот так и происходит? Может, так и проносится вся жизнь перед глазами умирающего, только в зашифрованном виде?

– Да какая ж ты умная. Точно. Все так и есть. – врач развернула меня к себе и приблизилась почти вплотную. Я видела ее непонятно-малиновые зрачки, но, что странно, дыхания ее совсем не чувствовала.

– Да, че вы ко мне так близко? – после некоторого оторопения, я вырвалась из ее объятий.

– Думала, если в ухо тебе прокричу, ты услышишь.

– Че, совсем уже? – я еще больше отодвинулась от долбанутой женщины и уперлась спиной в дверь, ведущую прямо.

– Эмма, соберись! Выкинь этот бред из головы. Еще раз повторяю, если ты продолжишь жить в своих предрассудках, ты тут через день с ума сойдешь. Откинь все! Забудь все! Тети Вали, коридоры, Гарри Поттеры… Мы сейчас выходим. Ни о чем не думай, иначе мы еще полгода будем бродить по твоей шизофренической фантазии.

Я хотела ей что-то грубое ответить, но не успела. Врач открыла дверь за моей спиной.

8 глава. Допросы и вопросы.

– Какой год? – напротив предводителя сидела рыжеволосая девушка лет 30. Руки ее были связаны за спиной, все тело немного наклонено вбок, глаза полузакрыты.

По всему ее виду было понятно, что допросы длятся уже не один час: справа на щеке у девушки, виднелась гематома, платье в нескольких местах было разорвано, и сквозь дыры, проглядывались ссадины и синяки. Лицо девушки при этом было спокойно, улыбка, которая, как маска, застыла на лице, была показателем твердости характера и убеждений.