Александр Харитонов - Чердак с обратной стороны дома

– Сообразил, что у тебя тут некий «капустник». Значит, Катя у тебя два дня гостила и третий прихватила?

– Ну, да… Что это ты на меня волком смотришь?

– Да так…

– Дурак ты, Славян, если подумал о том, о чём я догадался. Я с замужними женщинами дел не имею, мне одиноких «мадамов» за глаза хватает. Тем более что я тогда с Анной жил. Я же говорю, что автомобиль у Кати не заводился, как бы…

– В смысле, «как бы»?

– Когда я предложил ей оттащить её машину в автосервис, она ответила, что сама разберётся. И действительно, на третий день без всяких проблем завела свою тачку и уехала.

– А почему ты сказал, что она жизнью битая?

– Вижу. Или ты сомневаешься в моём рентгеновском зрении?

– И многие добивались её расположения на твоих отгулах? – спросил я, нисколько не сомневаясь, что добивались, и, чувствуя, как меня охватывает ревность.

– Не один мужик пробовал, однако ни у кого ничего с ней не вышло – отрезала всех как кусочек от сервелата: тоненько и на тарелочку. Вон возьми того же Витю-баяниста или Олега-гитариста. Они и сейчас на неё не хуже тебя поглядывают и ради неё стараются друг друга перещеголять, – дядя улыбнулся: – Когда я их приглашаю, они первым делом спрашивают, приедет ли Катя? Так что у тебя – студента, сегодня уже два соперника: разведенный бизнесмен, и холостой подполковник МВД. Кстати, если бы приехали все, кого я приглашал, но кто за делами прибыть не смог, то у тебя бы ещё три-четыре конкурента появилось. Наконец, последнее, что я о ней думаю: Катя живёт и работает не там, где мне сказала. Где-то около, но не там, и раскрываться перед кем-либо она не намерена. По моим наблюдениям, её не мои весёлые отгулы сюда тянут – другое. Что именно, я не знаю, но это то, что угнетает её душу и спокойно не даёт ей жить. Так что, Славян, не связывайся с этой тёмной лошадкой. Вон Олеся на тебя глаз кидает. Чем тебе не пара? Нет же, ты прицепился к этой ведьме…

– О каких ведьмах говорят мужчины?

Катя и Каталина стояли под ручку позади нас с лицами жён, заловивших своих супругов за распитием в гараже, но сказавших им, что пошли «дела делать, а не водку пьянствовать».

– О тех, что подкрадываются сзади и подслушивают мужские разговоры, – нахмурился дядя, втыкая окурок папиросы в пепельницу.

Катя стояла напротив меня, но я не смел взглянуть на молодую женщину, так неожиданно покорившую моё сердце, и поэтому, отвернув голову в дядину сторону, стал рассматривать его ухо и коситься на его любовницу, лишь боковым зрением ухватывая, что Катя смотрит на меня в упор, и от её взгляда меня охватывал ещё больший трепет, чем ранее, когда я тайком посматривал на неё издалека.

– Виктор уже баян порвал, а Олег струны. Мы уже глотки ободрали и ноги отплясали, а вы до сих пор разговоры разговаривайте, – с напускной сердитостью посетовала Каталина.

– Не рано ли ободрали и отплясали? – спросил дядя. – Кажется, наша пластинка ещё только на 33 оборота раскручена, а 78 ещё впереди? – И тут он подкинул вопрос, выдающий с головой моё отношение к Кате: – Зачем вы подкрались к нам, как две холодные железные занозы к двум горячим и жаждущим вас, мужским сердцам?

– Ой, мамочки! Так и упала, ноги верх! – Катилина театрально приложила к груди руки. – Слышишь, Кать? Они нам в сердечных чувствах признаются!

– Мы пришли просить раскрутить пластинку как следует, на 78, – ответила Катя на дядин вопрос «зачем?». – Думаем, что это сделает Слава. Ведь он один пришёл к гостеприимному хозяину без подарка.

– Я не умею ни петь, ни танцевать, ни музицировать, – пролепетал я в ответ, всё так же рассматривая дядино ухо и чувствуя, как от волнения деревенеет мой язык.

Катя шагнула ко мне, властно взяла мою голову в руки и повернула к себе лицом.

– А что ты умеешь? Держаться в общей массе – ума много не надо.

Я молчал, остолбенев от её близости и ладоней, крепко охвативших мои щёки и уши.

Выручил дядя:

– Катюша, отпусти моего ковбоя. Мы с ним как раз обсуждали, на каком этапе он вручит мне свой подарок. Отпусти-отпусти! – дядя оторвал Катины руки от моей головы и приказал: – Идите, девочки, в зал. Мы через пять минут всех позовём. Что, Славян, упало сердечко в мошонку? – спросил он, когда женщины ушли. – Наверняка ты сейчас думал: «Так и стоял бы с ней всю жизнь».

– Мальчишка я, что ли? – буркнул я, всё ещё как следует не придя в себя и понимая, что дядя прав – упало, и думал я именно так, как он сказал: слово в слово.

– Иди в чулан, неси свой чемодан! – распорядился он. – Я же обещал дамочкам, что они увидят твой презент. А я пока твою мишень из-под лестницы вытащу.

Дядя говорил о моём умении метать ножи. Мишень под лестницей – это старый мольберт с приделанными к нему брусками и нарисованной на них мишенью, а чемодан – хранилище для моих ножей, их второй комплект, которым я тренировался, будучи у дяди в гостях. Я занимался метанием уже десять лет и, не хвастаясь, скажу, что занимался довольно успешно.

– Что ты стоишь, зелёнка ядовитая? – прикрикнул дядя. – Неси ножи – это твой шанс отличиться перед ней и заткнуть всех конкурентов за пояс!

Дядян, я уже три стопки коньяка выпил.

– Вот и протрезвеешь, – ответил дядька и засмеялся: – Или слабо твоим двадцати годам против моего полтинника?

– Да запросто! – разозлился я, а в голове стучало: «Это мой шанс или … полный провал».

Пока дядя вытаскивал мольберт, устанавливал его в вестибюле напротив входной двери и занавешивал его тканью, видимо, затем, чтобы гостям не сразу было понятно, чем я буду их удивлять, я сбегал на второй этаж и принёс из чулана свой фанерный чемоданчик с прикрепленной к нему раскладной металлической треногой. Мне её дядя для удобства сделал, чтобы за ножами не наклоняться, отчего в разобранном виде чемодан превращался в столик. Я открыл крышку столика, проверил, все ли ножи на месте, быстро размялся, стараясь выкинуть из себя присутствующий хмель: попрыгал, покрутил головой, сделал круговые вращения руками и потёр ладонь о ладонь, разогревая их.

– Славян, только не волнуйся, – напутствовал меня дядя. – Работай собрано, хладнокровно. Представь, что ты…

– Ладно тебе, не маленький, – отмахнулся я, отмечая, что дядя забыл намочить мишень, чтобы она мягче была, и ножи втыкались лучше. – Зови публику. Я готов.

Публика словно ждала под дверью. Сразу же вышли все, посмотреть, что я покажу.

Дядя велел гостям занять места у стен, встав на безопасном расстоянии от мольберта, и потом голосом конферансье объявил, с ходу придумав мне псевдоним:

– Дамы и господа! Только сегодня! Только у нас в цирке! Только на нашей арене! Приветствуйте! – широким жестом он указал на меня: – Единственный и неповторимый Вячеслав Метательный!