Керрелин Спаркс - Вампиры в большом городе

— Сюда, — она прошла в маленькую кухню. Вся техника состояла из холодильника и микроволновки. Она включила воду, — Иди и промой палец.

Он опустил руку под холодную воду, Дарси протянула ему полотенце:

— Что-то не так, я в этом уверена. Ты даже не смотришь на меня.

Он пожал плечами и вытер руки.

— Тебе и правда не нравятся женщины, которые носят брюки?

— Я просто сказал леди Памеле то, что она хотела услышать.

Дарси замерла и хмуро на него посмотрела:

— Это то, что ты обычно делаешь? Говоришь женщинам то, что они хотят услышать?

Он кинул полотенце на стол:

— Мне надо идти.

— Тебе нужен пластырь, — она открыла аптечку.

— Да не нужно мне ничего! Это просто небольшая херня.

В ее глазах промелькнул гнев:

— Ты сейчас про палец говорил или про себя? — она открыла упаковку с пластырем.

Он просто кипел от бешенства. Черт возьми, он же не знал, что она мертвая, когда начал за ней ухлестывать. Но она-то знала. Она должна была его остановить.

— Дай сюда палец, — она потянулась к его руке.

Он отступил:

— Дай мне пластырь.

Она швырнула упаковку на стол:

— Да и пожалуйста, заклеивай себя сам.

— Ну и заклею, — он с усилием смог это сделать левой рукой.

Она посмотрела на него:

— Я тебя не понимаю. Ты задаешь мне вопросы и говоришь вещи, как будто слишком много знаешь.

— Тебе так кажется.

— Да? Все, что я от тебя слышала все время, так это, что я должна тебе доверять и рассказать тебе свои тайны, но, как только я решила, что могу тебе довериться, ты отворачиваешься от меня.

Он заскрипел зубами:

— Я не ушел, я все еще здесь.

— Ты на меня не смотришь, даже не дотрагиваешься. Что случилось?

Он наконец приклеил пластырь:

— Ничего. Я… решил, что у нас ничего не получится.

— Ты решил? Я не имею права голоса?

Нет, ты уже мертвая.

— До свидания, — он направился к двери.

— Адам! Почему ты так со мной?

Он остановился у двери и обернулся. Сердце сжалось у него в груди. Проклятье, ее глаза были полны слез, он заставил ее плакать. Мертвые женщины не плачут.

Она направилась к нему:

— Если ты такой чувствительный эмпат у нас, скажи мне, что я сейчас чувствую?

По ее щеке скатилась слеза и это почти разорвало его сердце. Он отвернулся:

— Я не могу.

— Не можешь это почувствовать? Или не можешь признать, что именно ты причинил мне всю эту боль?

Он вздрогнул, как от удара:

— Мне жаль.

Он ринулся к лестнице, но понял, что пока не может видеть вампиров, так что свернул к оранжерее, чтобы побыть в одиночестве. Он сел на скамейку и закрыл лицо ладонями. Как он мог признать, что причинил боль Дарси? Мертвецы не чувствуют боль. Они не плачут. Они не выглядят так, как будто ты разбил им сердце.

Срань Господня. Как он может все это выносить? Если он признает, что ей больно, он должен будет признать, что она все еще живая. И ему придется смириться с тем фактом, что она вампир. При этом его работа заключается в уничтожении вампиров.

Что за неразбериха. Если б он знал об этом раньше, он мог бы защитить свое сердце, он бы не искал с ней встреч. Бли-и-и-и-ин. Вот дерьмо. Его же все предупреждали, что она вампир.

Она даже пыталась сама его оттолкнуть, но он отказывался слушать. В этом не было ее вины. Он упрямо не замечал намеки и улики, потому что уже отдал ей свое сердце. Теперь у него нет другого выхода, кроме как смириться с реальностью.

Он полюбил вампира.

Дарси закрыла дверь в домик и прислонилась к ней спиной, ее трясло, она пыталась восстановить дыхание.

Колени ее подгибались, так что она съехала вниз и села на зеленый ковер.

Он сделал ей больно. Она повелась на его разговоры и увлеклась таки им. А он говорил женщинам то, что они хотели услышать. Ублюдок.

А она была такой легкой добычей. Ей было так холодно, так одиноко, так плохо последние четыре года, что она вцепилась в первого же мужчину, которые предложил ие тепло и любовь. Слезы катились по щекам, она смахнула их, чувствуя, как нарастает гнев. Как он посмел отвернуться от нее? Разве не прошлой ночью он говорил, что любой мужчина, который ее бросит будет просто дураком? Значит, по его собственным стандартам, Адам был дураком. Скатертью дорога.

Она встала, хотя ноги ее еще дрожали. Ей нужно было вернуться на шоу, это ее работа и она не могла позволить себе ее потерять. Но черт, ее сердце резали без ножа. Как она сможет снова на него посмотреть или как она сможет не смотреть на него? Он сделал ее жизнь опять выносимой. Последние четыре года она ей приходилось жить во тьме, только три луча света — Грегори, Мегги и Ванда — не давали ей сойти с ума. А потом Адам ворвался в эту тьму, пободно сияющему солнцу. Он был подобен богу Солнца, обещающему вечное тепло и жизнь.

Но все это было только притворством, насмешкой над ней. Она никогда не сможет почувствовать себя живой снова. Она никогда не сможет быть с Адамом. Она всегда это понимала. Но все равно она им увлеклась. Она хотела верить, что любовь может победить все на свете, что это единственное, ради чего стоит бороться, как утверждала Ванда. Слезы текли по лицу Дарси. Она не сможет встретиться с ним снова так быстро, так что она решила пойти на этаж для слуг.

Дамы были в гостиной. Лида Памела потягивала Шококровь из чайной чашки. По телевизору Дарси могла видеть Грегори и конкурсантов, которые были в бильярдной, операторы снимали разговоры мужчин о шоу.

— Ты в порядке? — Ванда с подозрением посмотрела на Дарси.

— Просто замечательно. — соврала та, надеясь, что по ней нельзя было сказать, что она плакала. К сожалению, она не могла проверить свои вид в зеркале — одно из маленьких осложнений жизни вампира. Большие осложнения — потеря семьи, сбережений и карьеры журналиста. Черт, она потеряла всю свою жизнь из-за этого засекреченного мира. Если бы Коннор не так сильно старался сохранить их чертов секрет, он бы телепортировал ее в больницу, а не в дом Романа Драганести. У нее был бы шанс выжить, но теперь уже ничего не изменить. Слишком поздно.

— Ты готово закончить конкурс? — она спросила леди Памелу, — нужно еще испытать троих мужчин.

— А я должна? — леди Памела скорчила рожицу, — Я ужасно устала. Кроме того, я уже знаю, кого из мужчин надо выгнать.

— И мы тоже, — вклинилась Кора Ли, — Мы должны избавиться от этого клоуна, который уронил леди Памелу в лужу.

Все дамы одобрительно закивали головами.

— И мы должны избавиться от мавра, — произнесла Мария Консуэлла.

— Ты имеешь в виду Ахмеда? — спросила леди Памела, — у него превосходные манеры, и очень приятная манера речи.

— Не говоря уж о том, что он привлекателен, — добавила Ванда.

— Несомненно, — леди Памела поставила свою чашку, — Вторым на выход будет Антонио из Мадрида. Он ужасно шепелявит.