Ольга Резниченко - Глупые игры... в Любовь

— Через пять минут жду внизу, — (прошипела, не оборачиваясь), — иначе месяц вырастет в два. А мало — то и в три. Я тебя перевоспитаю.

— Эт еще кто кого! — только и успела гаркнуть вслед (но та уже скрылась; искренне надеюсь, что все же услышала…)

Э-э-э… а теперь, рассудок, поподробнее.

Какого еще такого… защитника у меня больше нет?

Нервно потирая глаза, я пыталась прийти в себя.

Битый час торчу здесь, пикирую в отдельные стаканчики рассаду томата.

Боже, какой же это — идиотизм!

Честно, после таких мучений — спокойно смотреть на помидоры не смогу. Да что помидоры? Вообще на зелень. Уже мерцает она перед глазами, едва прикрываю веки.

Ну, де Голь. Как же я тебя ненавижу!

Ух!

Защитник…

И снова я возвращаюсь к этой теме. Нет, конечно, догадки есть. Но почему "его больше нет"? Что случилось?

Странное чувство пустоты, страха, волнения… засели внутри меня.

Почему сегодня на обед… Доминик не явился?

Что случилось?

— Амели…

— Да?

— А…, - (вот черт! и какие же правильные слова подобрать, чтобы не вызвать подозрения).

— Слушаю, — мило улыбнулась девушка в ответ и спешно протиснулась в проход (на ступеньки, дабы вовремя покинуть трапезную).

… и я пытаюсь не отставать (скривилась в мучениях; черт! черт! как спросить?)

— А Бельетони бастует?

— Не поняла?

(аааа, Амели! чего тут не понять! ты что, издеваешься надо мной?)

— На обед не пришел.

— Ах, это. А ты не слышала?

— Нет, — (да уж, глупее вопрос не придумать; коль слышала бы — хрен спросила!)

— Уехал Бельетони вчера.

— Как УЕХАЛ?

— Вот так. Вчера покинул Эйзем.

— Надолго?

— Может, и навсегда, — невольно скривилась и вздернула плечиками (вдруг на мгновение застыла, дабы мы поравнялись, и тихо, вкрадчиво прошептала на ухо). — Поссорились они с Матушкой-настоятельницей.

— Клариссой?

— Клариссой. Когда-то уже было такое.

— И?

— И закончилось тем, что Доминико из Ордена был изгнан, и на Эйземе с тех пор… лишь как гость.

— Дык, а разница?

— Большая. Орден больше не подписывается за его поступки, не защищает, не поддерживает в начинаниях. Чужой человек.

— Подумаешь, — (невольно развела руками и нервно скривилась — невелика потеря). — Так что… и теперь, в этот раз, все так серьезно?

— Думаю, что… да.

Злилась ли я на Бельетони?

События так быстро развиваются, сваливается все на мою голову, что уже не знаю что и к чему.

Люблю, люблю этого чертового уродца. И готова все прощать.

Дура?

Ох, еще какая дура!

Но что было в душевой? Зачем он это сделал?

Эдакое… романтическо-вампирическое прощание?

Тоже мне… упырь недоделанный.

Не думала, что полукровки кусаются, пьют кровь.

Идиотизм.

А сама? Сама, разве лучше? Зачем повелась? Наглоталось той гадости?

Гадости?

Эх…

Боже, помилуй, прости грешницу.

Но такого удовольствия… я еще никогда не получала.

Черт! Черт! Больной извращенец…

Жозефина приди в себя!

Уехал. Поссорились.

Интересно, что же там случилось? Неужто из-за меня?

Размечталась. Не той высоты полета ты птица, Жо, чтобы Основатели Ордена ссорились из-за тебя (или ныне Главенствующий и бывший, но гость… эх, черт голову сломает в этих интригах!)

Сейчас мне не до этого.

Снова пять — и я иду в теплицу.

А разве не предупреждала вас? Не говорила, что скоро мне там снова быть. И то, едва ли не "навечно".

Предупреждала.

Но больше себя, чем кого-либо еще… (вас, придуманных в больном сознанию слушателей; простите, если обидела).

Ох, ох, Жозе! По-моему, ты уже окончательно рехнулась! Как заговорила! Чего наплела!

Обреченно развалившись у настилов, принялась пропалывать саженцы.

Еще потом эту гадость и удобрять.

Благо, что хоть работаю здесь не одна (пусть не общаемся, но все же нескучно).

Кто — тоже наказан, а кто так — согласно расписанным обязанностям здесь коротает дни. Это вам — не Искья: здесь нет рантье и их беззаботной жизни! Труд, труд и еще раз труд держит Эйзем среди живых, да еще и таким огромным, сплоченным, со стабильной, уверенной в завтрашнем дне, экономикой, обществом. Отдельная страна (негласно). Отрешенный мир (де-факто).

Я и не думала, что буду так скучать.

Черт! Гадкие слезы, чего наворачиваетесь на глаза?

Сгиньте, сгиньте долой, и не душите ни тело, ни душу.

Доминик. Доминик. Милый,

родной…

Где ты теперь?

Куда уехал?

Думаешь ли про меня?

Безумно… скучаю…

Опять сочиняю тебе письмо.

Письмо, без конверта и без мольберта — никогда не отослать, никогда не написать.

Всё в голове, больным монологом.

Никогда, ты не услышишь этих фраз. Не узнаешь, смысл горьких строк.

Не увидишь этих… глупых слез.

Ты уехал. Был вынужден. Понимаю.

Понимаю.

Но хоть весточку… хоть на мгновение, увидеть, услышать тебя.

Ты же…. Дерзкий, сам себе на уме… уродец. Мой уродец. Разве сложно пойти против правил? Сложно нарушить уклад? Разве впервое?

… и приехать ко мне…

Как хочу коснуться тебя…

Поцеловать.

Обнять…

Прижать к сердцу.

Не раз вспоминаю наш поцелуй. Не раз…

И пусть смылись уже давно ощущения,

затупились воспоминания…

Я все мечтаю…

Дорисовывая то, чего и не было вовсе.

(устало сложила руки на плошки сверху и обреченно уткнула, спрятала свое лицо)

Как хочется… просто скрыться, от всего мира сразу. Исчезнуть.

От тупых правил, устоев, интриг, уловок.

Устала сражаться, воевать.

Прошел год. Лишь год, а как переменилась моя жизнь.

Простые мечты… обернулись в кошмар. Пустой, больной кошмар.

— ЖОЗЕФИНА!

От неожиданности нервно дернулась. Черт! Черт! ЧЕРТ! Задела собой плошки… от резкого рывка — те слетели на пол.

Черные крошки земли… рассыпались, разбежались по полу, плюхнувшись мертвым курганом сверху на хрупкие саженцы.

ЧЕРТ ДЕРИ!

Вся работа этой недели… насмарку.

Гневный взгляд навстречу.

— Т-ты что натворила? — прошипела ТА мне в ответ.

(я возмущенно приоткрыла рот)

— И это виновата Я?

— Не поняла? — нагло, дерзко, фраерски отвесила де Голь. — Ты на меня стрелки не переводи… Идиотка! Руки… выросли невесть откуда.

— Слушай, — резкий, с вызовом шаг навстречу (браво, мы здесь одни остались). — Думаешь, крутая?

Расхохоталась та.

— А что ты мне сделаешь? Отщепенец недобитый. ЧТО? — (гордо выровнялась, вытянулась как гусь на параде). — Без своего Доминика… ты и гроша ломаного не стоишь, криворучка недоштопанная.

— Что сделаю? — (ядовито заулыбалась я, переспрашивая — даю последний шанс)

— Что?

Эх, зря, ты, мымра, родилась на свет.

В миг подскочила и, на ходу ухватив какое-то ведерко с рассадой, тут же зарядила ей в голову.